Я облизываю пересохшие губы, сглатывая. Неприятный привкус на языке почти исчез, мысли стали чётче, но горло теперь горит от жажды. Признак того, что на мне использовали магию.
– Яра… Ярослава.
Выражение лица Мира наконец расслабляется. Если бы он не контролировал свои эмоции передо мной, уверена, выдохнул бы с облегчением: имя, которое он хотел. Душа, которую искал. Не добавляя ни слова, он крутит ножик в руке и начинает резать верёвку у меня на лодыжках.
– Как ты меня оживил, Мир? – спрашиваю я, наблюдая за его точными движениями.
– Как? Или почему?
– Почему.
Он колеблется.
– А это правда, что о тебе говорят, Ярослава? Ты была преступницей, ведьмой и так называемой
«Нет, если знаешь, что я натворила».
– Почему? Преступница никому не нужна живой.
Верёвка лопается, я на свободе. Спрятав нож, Мир поднимается во весь рост, быстро, хлёстко, глядя мне прямо в глаза, и теперь он уже вовсе не выглядит уставшим.
– Потому что, Огонёчек, надеюсь, ты хочешь узнать правду. – Когда маска напускной безэмоциональности даёт трещинку, столько эмоций проносится на его лице разом, что не могу уловить их все. Страх, сожаление, боль, гнев… Буря. – Надеюсь, ты хочешь отомстить.
2. Ярослава
По дороге с кладбища никто не говорит ни слова. Из окна автомобиля я наблюдаю, как мимо проносятся пустынные улицы города… Этот город – Сент-Дактальон, мечта и ночной кошмар, место, где при первой встрече тебе не будут рады, а при последней просто так не отпустят.
История гласит, что Сент-Дактальон построен на костях четырёх ведьмаков, которые владели магией крови и которым служили потусторонние духи. Веками местные жили в страхе, а люди со всего мира съезжались сюда с надеждой, что ведьмаки помогут им обмануть свой судный час: умереть – но остаться в живых.
А потом в одну ночь ведьмаки… исчезли. И никто с тех пор не мог вспомнить их лица, никто не мог точно сказать, существовали ли они когда-то вообще. Жизнь шла дальше своим чередом, а от магии остался лишь густой туман в лесах, окружающих наши земли.
Другая версия утверждает, что ведьмаков и не было вовсе, а была лишь одна уродливая ведьма, которая умела превращаться в прекрасную нимфу, красть чужие таланты и продавать их другим. Именно поэтому город на протяжении всей своей истории повидал столь много одарённых, богатых и удачливых людей. Изысканные и аристократичные, каменные фасады домов здесь словно произведения искусства, каждая улица – идеальная линия, а каждый парк и каждый мост через сапфирово-синие воды реки Нотт… сон наяву.
И наконец, если третья версия:
Ведьмаки жили бок о бок с ведьмой, которая и правда была прекрасной. Однако ведьмой она стала лишь после того, как украла сердце одного из ведьмаков (не знаю, фигура ли это речи). А до той кражи она была самой обыкновенной девушкой, но настолько умной и милой, что один из ведьмаков влюбился в неё и за свои чувства был лишён магического дара завистливыми высшими тёмными силами. Спустя же несколько лет у возлюбленных родился ребёнок.
Ребёнок-демон.
– Ведьмак и ведьма же по легенде бессмертные, так? – спросил Богдан, щурясь на летнем ветру, путающем его каштановые волосы. – Получается, их ребёнок тоже?
В больничном дворе всегда было ветрено; кривой старый дуб и ржавый забор не могли обуздать и остановить природу. А все эти истории каким-то образом придавали плохому ветреному дню хороший смысл, цель. Мечту.
– Не знаю. – Я сидела на скамейке под дубом, а Богдан в инвалидном кресле рядом со мной. Его бабушка работала медсестрой, так что я обычно могла найти его здесь, он проводил время за чтением или наблюдал за играющими в футбол на школьном стадионе через дорогу. – Но почти уверена, что их демонический ребёнок тоже обладал магическими силами. – «Хотелось бы и мне».
Однако тогда магия для нас была всего лишь ещё одной сказкой.
Все дети в нашем провинциальном Чернодоле обожали сплетни о большом загадочном городе Сент-Дактальоне. Я никогда там не бывала, хотя знала, что дорога на автобусе занимала не больше трёх часов, но я видела редких гостей из Сент-Дактальона, навещающих своих родственников, видела их дорогие машины на наших улицах. Очевидно, гостям не нравились эти визиты: они смотрели по сторонам с презрением и уезжали как можно скорее.
Когда я ничего не ответила, Богдан покосился на меня. Нахмурился.
– Новый синяк? – Под левым глазом у него красовалась крошечная родинка, которая напоминала слезинку, если взглянуть лишь мельком. Из-за этой родинки выражение лица у Богдана всегда казалось сострадательным, даже когда он хмурился.
Я прикусила губу.
– М-м. – Синяк под челюстью не был моим сегодняшним трофеем. Я опустила глаза, взглянув на руки. «А вот сбитые костяшки сегодняшние». – Ты просто не видел остальных.