Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2 (СИ)

То-то Хази целую неделю ходил как утопленник. Слова не скажет, только зыркает из-под бровей недобро, знать, дурные мысли у него в голове клубятся. Мы за ним старались присматривать, чтобы не вышло чего, от хандры, бывает, люди разные глупости творят. Смотрели, да не усмотрели. Хази все равно нашел способ выкинуть фокус — закусился с лейтенантом из пехоты, да так, что водой не разольешь. Выпивали они вместе с офицерском трактире и лейтенант этот, молодой сукин сын, что-то недостаточно уважительное о пушкарях брякнул. Был бы Хази в своем обычном расположении, разве что посмеялся бы да заказал всем по кружечке за свой счет. Но здесь он аж затрясся. Швырнул столовые приборы в лицо лейтенанту, да не просто так, а при полковничьей свите. Хоть дуэли у нас и были строжайше запрещены в ту пору, понятно, чем это дело должно было закончиться. В тот же день лейтенантишко этот прислал Хази вызов с предложением назначить дату и выбрать оружие.

И Хази, по правде сказать, оказался в затруднительном положении. Стрелял он изрядно, но чудес не демонстрировал, лейтенант же этот в карту из пистолета легко садил с пятидесяти шагов и, по слухам, уже здесь, в Сиаме, полудюжине обидчиков черепа раскрошил. С рапирой выходило и того хуже — Хази этого оружия не жаловал и редко упражнялся. Оно и понятно — артиллерист, нам ли, управляющими грохочущими силами Ада, стальными колючками тыкать?..

Но Хази не был бы Хази, если бы не выкрутился из положения. И как! На следующий день, узнав про выбранное им оружие, половина батареи нарекла его полнейшим безумцем, а другая — отважным гением. Хази выбрал не пистолеты, не рапиры, даже не мушкеты, как это практиковалось в некоторых окраинных гарнизонах.

Он выбрал «Костяного Канцлера».

Человек в здравом уме на такое никогда бы не пошел, даже если трижды пушкарь, но, верно, собственная удача самому Хази голову вскружила, а тут еще хандра и вино… Одним словом, предложил он пехотному лейтенанту такую штуку. Каждый из них по очереди, согласно брошенному жребию, швыряет в жерло «Канцлера» монету — обычный медный крейцер. А после, скинув одежду, забирается следом сам, точно в нору, и лезет пока не найдет ее.

Мальчишество, глупость, самоубийство. Но Хази был уверен, что знает норов «Канцлера» как свой собственный, кроме того, он был уверен, что удача и здесь ему не изменит. Не знаю, о чем в этот момент думал пехотный офицерик, но только он дал добро на это безумие.

На следующий день вся батарея собралась, чтобы на это дело посмотреть, еще и из соседних сотня душ набежала. Поди не каждый день господа офицеры цирк показывают. Мы уж пытались Хази отговорить, но куда там, в нем упрямства больше, чем во всех демонах Преисподней. Закусился насмерть, быками не оттащишь.

Бросили они с лейтенантом жребий, кому первому лезть и тут, верно, матушка удача впервые в жизни изменила Хази — вытянул он трефового туза, а это значило, что ему и лезть. Ну, он даже виду не подал, что его это обеспокоило. Напротив, пошучивал, пока ординарец снимал с него мундир, уверяя, что боится щекотки. Даже скинув исподнее, он не перестал бравировать. Оставшись в естественном, так сказать, виде, не полез сразу в пушку, а нарочно у нас на глазах трубочку выкурил. Ах, Хази, Хази…

Лейтенант пехотный, за этими приготовлениями наблюдавший, щурился, желваками играл, но не торопил и не мешал. Один только раз спросил разрешения монету проверить, которую Хази должен был в дуло швырнуть — проверил, удовлетворился, и дальше только молча наблюдал.

Хази отказался натираться маслом, чтоб легче по стволу скользить, он вообще не отягощал себя никакими приготовлениями. Покрутил монету в пальцах, потом усмехнулся всем нам — и швырнул ее в дуло. Небрежно, как небось, тысячу раз швырял монеты дамам. А потом выдохнул в последний раз, напрягся, подскочил, точно гимнаст, и забрался в ствол — легко, точно тысячу раз это уже проделывал. Нырнул, точно в нору. Ловко у него это вышло.

По толпе, хоть и не было там ни дам, ни зеленых юнцов, вздох ужаса прошел. Мы, пушкари, знали норов «Костяного Канцлера», но не знали того, что знал хитрец Хази. В канун перед дуэлью, еще ночью, он напоил своего денщика едва ли не до смерти, потом тихонько перерезал ему горло, нацедил крови, да все ведро и вылил в пасть «Канцлеру». Провернул он это все так ловко, что никто и не заметил, а на счет денщика сказал, что тот, трусливый ублюдок, сам к сиамцам ночью сбежал. Старый служака, как и мы все, наш Хази знал, что сытые демоны незлобивы. Утолив свою адскую жажду, они больше склонны дремать, чем зубами клацать. И, конечно, на это рассчитывал.

Но чего-то наш Хази все-таки не учел.