Ведьмы из Варбойс. Хроники судебного процесса

Под конец девочка проговорила, что тот, кто стоит перед ней, сказал, что она не сможет выйти из припадка, пока старик Джон Сэмуэл, отец горничной, не придет и не произнесет при ней определенных слов, которые она ему сообщит. Тогда горничная и другие присутствующие спросили ее, что это за слова. Но ребенок никого не слышал.

Вскоре она сказала: «Захочет ли ее отец рассчитаться сейчас? Очнусь ли я когда-нибудь от припадка, если он не произнесет слов: что он колдун и приговорил к смерти леди Кромвель, что приказывает бесу покинуть меня? Лишь после этого я выздоровею, не раньше. И думается мне, что он был худшим из худших. Да и на вид такой неприятный».

Когда господин Трокмортон услышал эти слова своей дочери, то попросил господина Генри Пикеринга, дядю тех детей, и двух других соседей сходить и проверить, получится ли привести сюда старика. Но старик отказался идти, а потому присутствовавшие тем вечером разошлись. И ребенок лег спать в припадке. И оставался в том же состоянии вплоть до дня заседания Выездного суда, как вы узнаете далее. Господин Трокмортон и потом не переставал ежедневно посылать за тем стариком и ходил к нему сам, но никак не мог убедить прийти к себе домой.

* * *

В следующее воскресенье, утром 18 марта [1593 г.],[52]

дух снова явился мисс Джейн. Ребенок сказал, что тот[53] сообщил: «Теперь я буду слышать и видеть молодую ведьму, если она будет рядом (поскольку духи всегда вызывали ее), а также видеть духов, всех их вместе, чего не могла никогда прежде».

Затем вызвали горничную, которая спросила ребенка о том, что дух сказал ей. Девочка ответила, что он сообщил, что теперь она должна вздрагивать подобно ее сестре Джоан каждый раз, когда она [горничная] упоминает Бога, и что не очнется от припадка ни на этой неделе, ни на следующей, возможно и никогда, пока один из этих трех духов не будет изгнан, а это случится, если только ее отец (имеется в виду горничной) придет и скажет следующие слова: что он колдун и приговорил к смерти леди Кромвель.

«Или ты признаешься, что ты ведьма и околдовала меня и моих сестер, или ты будешь повешена!»

Горничной приказали спросить девочку, очнется ли она от припадка независимо от того, когда и где ее отец произнесет эти слова. Ребенок спросил духа, и дух ответил, что должна [очнуться]. И тогда же дух удалился, а она осталась в состоянии припадка, как и следовало ожидать.

Иногда она весь день сидела дома, будто в меланхолических переживаниях, ни с кем не разговаривая и сторонясь какого-либо общества. Иногда она снова была очень жива и весела, хотела играть и резвиться со своими сестрами большую часть дня, но все же никого не слышала, не видела и ни с кем отдельно не разговаривала. Когда кто-то проходил мимо, она говорила: «Вон там прошло какое-то цветное платье. Я поражаюсь, как оно ходит само по себе! Вон там пара чулок такого-то цвета или вон там шляпа, пара ботинок или плащ, но я не вижу ничего более!» Если кто-то показывал ей руку с кольцом на пальце, она говорила: «Вон в воздухе висит кольцо! Я поражаюсь, как оно там висит, и никто его не держит!» Многие считали происходившее неправдоподобным, но оно, несомненно, было именно так.

Дух также много раз являлся, пока у нее продолжались такие припадки. Сидя за обедом или ужином, она внезапно закрывала рот, а если потом приходила Агнес Сэмуэл, то подносила ко рту нож, который засовывала между губ, и рот немедленно открывался, но не ранее. Так дух поступал с ней пять или шесть раз за время обеда. В таком припадке она оставалась на протяжении трех недель, ожидая назначенного дня. Так надолго прихватило ее накануне заседания Выездного суда.

Судья Феннер

Чтобы прибыть на последнее заседание Выездного суда, назначенное на среду 4 апреля [1593 г.], мисс Джоан отправилась в Хантингдон. Все утро, как и все время в дороге, она чувствовала себя хорошо. И так же продолжалось в течение получаса после того, как она заняла свою комнату на постоялом дворе. А потом она, присев у очага, внезапно впала в припадок и пребывала в нем некоторое время. Кое-кто приходил к ней в комнату посмотреть и, отмечая, что она сидит так спокойно, не находил в ней ничего дурного. Многие из них брали ее за руку и обращались к ней, как считали приличным, но она ничего не слышала и не воспринимала.