Ведьмы танцуют в огне

Один из разбойников увидел Готфрида, протяжно закричал и медленно направился к нему. Готфрид ждал. Разбойник приблизился, как во сне, из глотки его нёсся протяжный звук, не имеющий никакого смысла. Он медленно потянулся к топору на поясе, но Готфрид уже вогнал кинжал в его грудь, и спокойно взял топор из руки.

Поверженный начал медленно заваливаться назад, раскинув руки в стороны, но на его место уже спешили остальные трое. Они медленно плыли в воздухе, выбрасывая вперёд ноги и отталкиваясь ими от земли.

Готфрид подошёл к первому, рубанул его топором по лицу, затем следующего. Третий начал уворачиваться, медленно отклонился в сторону, в глазах его читался суеверный ужас. Готфрид сделал шаг к нему, и тут левый бок пронзила острая боль.

Он повернул голову, и увидел, как туда медленно входит блестящее лезвие его же собственной шпаги. Потом он увидел руки в кожаных перчатках, озлобленное небритое лицо Людвига, застывшее в уродливой гримасе, а так же его ноги, зависшие в воздухе.

Готфрид отошёл с его пути, шпага взрезала кожу и вышла наружу. Вокруг её лезвия алой пылью поплыли капли крови. Затем он ударил в грудь бежавшего разбойника и рубанул по затылку всё ещё висящему в воздухе Людвигу.

А потом провалился во тьму.

Во тьме он плавал целую вечность. Миллионы жизней. Иногда он открывал глаза и видел в небе застывшие кроны деревьев и висящих в воздухе птиц. А потом снова на несколько жизней проваливался во тьму.

Глава 19

ДУЭЛЬ

Когда он проснулся, в доме было темно и тихо. В его доме. Ему всё это приснилось? Он лежал на постели для гостей, широкой и мягкой, на которой всегда спала Эрика. Издалека, с улицы, доносились мерные шаги ночной стражи. В камине трещал огонь, наполняя комнату запахом дыма. Было невыносимо жарко, и Готфрид сбросил с себя тёплое меховое одеяло. Он был раздет, а перевязанная рана жутко болела, но, кажется, не кровоточила. Он потрогал её рукой, и застонал от боли. С кухни прибежала Эрика, присела возле кровати и положила ладонь ему на лоб.

— Дай попить, — слабым голосом попросил он, убирая её руку.

Она молча принесла с кухни чашку с чем-то тёплым и странно пахнущим, поднесла ко рту Готфрида.

— Что это? — брезгливо прохрипел он, отворачиваясь. — Дай воды!

— Это травы, чтобы жар сбить, — слабым голосом сказала она. — С ними быстрее поправишься, они тебе сил придадут…

— Один Господь силу мне даёт! — ответил Готфрид, отодвинув от себя отвар и чуть не расплескав его. — И уж если Господу будет угодно, чтобы я выздоровел, то Он меня и исцелит! А колдовства в своём доме не потерплю!..

Эрика помолчала какое-то время, глядя на него в темноте, а потом вернулась на кухню и принесла оттуда простой, слегка тёплой воды.

Готфрид выпил её в несколько глотков, вернул чашку Эрике и взял её руки в свои. Оба они молчали какое-то время, глядя друг на друга в темноте. И он думал, насколько приятно возвращаться домой, где тебя кто-то ждёт. Где ты нужен, где ты чувствуешь себя чем-то большим, чем эхом в четырёх стенах. Для этого люди заводят собак и любимых — чтобы только не быть простым эхом.

— Я очень по тебе соскучился, — сказал, наконец, Готфрид, отводя глаза. — Долго я проспал?

— Ты уже несколько дней лежишь, — тихо сказала она. — Говоришь во сне, зовёшь кого-то… У тебя рана загноилась, я её перевязываю.

— Тебе, наверное, тяжело? Прости… — сказал он, чувствуя свою вину за слабость и бессилие.

— Да нет, — призналась Эрика. — Дитрих приносит еду и повязки, ходит за водой. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо. Жарко очень. Как я здесь оказался?

— Тебя привезли на телеге крестьяне. Сказали, что какая-то девушка остановила кровь и заплатила им, чтобы тебя довезли до Бамберга.

— Хэлена, — прошептал он.

— Хэлена? — насторожилась Эрика. — Кто это?

— Колдунья, которая помогала мне… Я ей жизнью обязан. Меня схватили разбойники, а она дала мне какой-то отвар, от которого всё замедлилось. Я как будто под водой оказался…

— Ведьмы называют его «Бычий глаз», — сказала Эрика, погладив его по голове. — Я слышала, что он даёт человеку невероятную скорость и реакцию.

— Я ей жизнью обязан, — повторил Готфрид и закрыл глаза.

Ему вспомнилось, что «бычьим глазом» некоторые крестьяне называли «глаз бури» — затишье в центре шторма.

— Спи, — Эрика снова погладила его, и постепенно он провалился в тяжёлый, тревожный сон.

Иногда он просыпался. А может быть, ему так казалось. Он открывал глаза, оглядывал, пустую комнату, а потом снова тонул в забытье. Один раз ему привиделось, будто Эрика бросает в огонь пригоршню трав, и по комнате расплывается пятно неестественно-белёсого дыма.

Следующий день — если это был следующий день — оказался солнечным и жарким. С Ланге штрассе доносился грохот карет, гомон множества людей, спешивших по своим делам.

Эрика сидела перед камином и что-то читала в рассеянном свете из окна.

— Доброе утро, — сказал Готфрид, и собственный голос не понравился ему. Он был такой слабый и скрипящий, словно у умирающего. Пришлось прокашляться.

— Доброе утро, — Эрика уже отложила чтение и присела возле его постели. — Как спалось?