Веер

– Подожди! Подожди, Кирилл! Ты сейчас на взводе, оба мы взволнованы и напуганы. Конечно, ты все можешь. И в институт свой можешь вернуться, и по телефону глупым пользователям советы давать: «А теперь откройте папку «Ваши подключения»…» Но это же несерьезно! Ты никогда на самом-то деле этим не удовлетворишься! Понимаешь? Ты из себя функционала не вытравишь, рано или поздно схватишься за голову – и начнешь меня искать. И найдешь, потому что все к тебе вернется! Так зачем оттягивать неизбежное? Ты в функции, я вижу! Ты снял кольцо, произнес громкие слова, но ты не стал обычным человеком!

– Похоже, мне остается только одно, – сказал я. Отошел к баскетбольному столбику. Примерился. Закопан неглубоко, пятьдесят сантиметров вниз, на конце цементный ком…

Я взялся поудобнее и вырвал столбик из асфальта.

– Вот так, – сказал Котя удовлетворенно. – Вот так. Я же говорил…

С двухметровой металлической трубой наперевес (на одном конце болтается цементная глыба, на другом деревянный щит с воткнувшимися ножами) я пошел к Коте.

Тот терпеливо ждал. Наверное, он действительно собирался не сопротивляться, и это меня тревожило.

Я вскинул трубу – и обрушил ее на Котю.

В последний миг он все-таки не выдержал. Прыжком ушел из-под удара, перекатился по асфальту, перепрыгнул через скамейку. Выкрикнул:

– Вот так! Правильно!

Я снова поднял трубу. От удара цементный ком растрескался и осыпался, обнажив острый ржавый конец.

Котя схватил скамейку – та не была закреплена. Вскинул на вытянутых руках – и швырнул в меня.

Я отбил ее ударом трубы. Легонькая скамейка для детворы…

– Ребята! Ребята, что вы творите!

Краем глаза я увидел двух пропитых доходяг, показавшихся в арке. У одного в руках уже была заветная бутылка, другой держал двухлитровый баллон «Фанты». Почему-то лимонад меня особенно насмешил.

– Ребята, оставьте! Страшное дело творите! – надрывался тот, что с водкой. Второй, похоже, более четко представлял себе, что страшное может сделать человек, а что – нет. Глаза у него округлились, он, не выпуская бутыль, схватил товарища за локоть и потащил назад.

Котя стоял, торжествующе глядя на меня.

– Извини, – сказал я. – Выход только один… надеюсь, я не ошибаюсь…

Он кивнул, не отрывая от меня взгляда.

Я перехватил трубу поудобнее – и резким ударом вонзил ее в живот другу.

Котя схватился за трубу. Раздался жалобный стон железа. Голыми руками он разорвал трубу у самого живота, будто гидравлическими ножницами по ней щелкнул. И опустился на асфальт, привалившись к опрокинутой скамейке. Полуметровый кусок трубы торчал у него из живота.

Я подошел и сел на корточки рядом.

– Видишь? – сказал Котя. Лицо у него бледнело. – Видишь, как все просто? Ну же… давай…

– Все очень сложно, – ответил я. – Но я надеюсь, что не ошибся. Я не хочу быть куратором. Я не хочу быть функционалом. Идите вы все в пень.

Взявшись за трубу, я вырвал ее из Коти, отбросил в сторону.

– Сейчас я умру, – печально сказал Котя. – Потеря крови, болевой шок…

Я посмотрел на запекшуюся на его мундире кровь.

– Да нет, – сказал я. – Ты не умрешь. Ты же куратор. Ты могучий функционал, умело управляющий прислугой в техногенном мире Демос.

– А ты?

– А я – просто человек. Я сделал выбор, понимаешь? Когда не стал тебя добивать – сделал выбор. И перестал быть функционалом.

– Нет, не понимаю… – Голос Коти чуть окреп. Он попытался потрогать свою рану, поморщился. – Ой, больно как… Ты бы знал, как больно!

– Я догадываюсь. Ничего, терпи. К обеду заживет.

– Все равно никто не поверит. Все равно все будут подозревать, что ты функционал. Что ты… что твои способности просто затаились…

– Ну и прекрасно. Значит, меня побоятся пришить на всякий случай. Из риска, что мир провалится в тартарары. Это просто замечательно, что мне не поверят до конца.

Котя поерзал, садясь поудобнее. Деловито сказал:

– Заживает… Ты в себе ничего не чувствуешь?

– Ничего. Совершенно.

Я протянул руку, попытался приподнять кончиками пальцев трубу. Ничего не получилось.

– Как это у тебя вышло?

– У каждого человека своя судьба, – сказал я. – Вы превращаете в функционалов тех, кто мог бы изменить судьбу человечества. Но миров – бесчисленное множество. Где-то там, в этих мирах, люди все-таки следуют своей судьбе, изменяют жизнь… Надеюсь, не только путем войн. Надеюсь, к лучшему. И эта искаженность, эта противоестественность существования функционала – она одновременно источник его силы. Мы… Нет, уже вы. Вы сильны, потому что живете не своей жизнью. Потому что делаете не то, что могли и должны были совершить.

– И что ты должен совершить?

– Не знаю, честное слово. Вначале вернусь в институт. Может, и впрямь ракету должен построить?

– Мы тебя из института не выгоняли, – сказал Котя. – Ты сам ушел. Я тогда и не думал, что ты функционалом станешь, ты сам все решил. Помнишь, говорил, что надоело учиться ради того, чтобы всю жизнь как лох гайки крутить и схемы рисовать?