Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Они проехали еще один круг, потом остановились как раз напротив трибуны, где сидели император и другие важные особы. Халев слез с колесницы. Атрет сделал то же самое и почувствовал ногами горячий песок. Солнце жарко палило, и Атрет не мог дождаться момента, когда он сможет скинуть медвежью шкуру. Над зрителями были протянуты яркие навесы, защищающие их от палящего солнца. У Атрета пересохло во рту. Больше всего ему сейчас хотелось одеться в свою привычную легкую тунику.

Халев прошел широкой поступью вдоль ограждения, подняв руки в знак приветствия неистовствовавшей толпы. Другие гладиаторы сделали то же самое, выставляя напоказ свои нагрудники, украшенные серебром и золотом. У некоторых из них мечи были украшены драгоценными камнями. Сверкающие шлемы были увенчаны страусиными и павлиньими перьями. Нарукавные повязки и пояса были украшены батальными изображениями. Ослепленная блеском гладиаторов, публика выражала им свой восторг, приветливо выкрикивая имена одних и насмехаясь над другими, особенно над Атретом, облаченным в варварский мех, молчаливо стоящим, расставив свои массивные ноги. Некоторые зрители выкрикивали в его адрес оскорбительные эпитеты и смеялись.

Зрители были одеты в красные, белые, зеленые и синие тоги, демонстрируя тем самым свое предпочтение какой–то из школ гладиаторов. Те из них, которые поддерживали императорских гладиаторов, были одеты главным образом в красные одежды. Объявили имя организатора и хозяина церемонии. Когда объявляющий назвал его имя, а сам организатор сошел с колесницы, публика стоя приветствовала его. «Диокл Проктор Фад — друг народа!» Улыбаясь и раскланиваясь, этот человек, одетый в фиолетовую тогу, помахал руками зрителям и выступил перед императором с краткой речью.

Затем императору были представлены гладиаторы, и среди них Атрет. Он поднял руку в торжественном приветствии и вместе со всеми воскликнул: «Славься, император! Идущие на смерть приветствуют тебя!». Эти омерзительные слова застряли в горле Атрета, и он сжал ладонь в кулак и задержал ее поднятой дольше остальных.

Забравшись вместе с Халевом в колесницу, Атрет снова вцепился в нее, колесница проделала последний круг и направилась к воротам.

— Теперь будем ждать, — сказал Халев, спускаясь вниз.

— Сколько? — спросил Атрет, направляясь вместе с ним в те помещения, где им предстояло ожидать, пока их не позовут на арену. В стороне стояли какие–то женщины, которые из–за рядов стражников выкрикивали имена Келера, Ореста и Прометия.

— Никто не знает. Час. День. Главным представлением здесь являются не игры, а зрители. Когда начинаются гонки, они рвут на себе одежду, падают в обморок от восторга, прыгают, как сумасшедшие, ставят целые состояния на тех, кого поддерживают. Я видел, как проигравшие продавали себя в рабство только ради того, чтобы получить несколько монет и сделать ставку. Они это называют иппоманией. Римляне просто помешаны на лошадях.

Атрет горько усмехнулся.

— А мы, значит, развлекаем их между гонками.

— Будь злее. Это придаст тебе силы. Но только старайся, чтобы злость не лишила тебя разума. Иначе не миновать тебе смерти, — с этими словами Халев взглянул на Атрета. — Я видел людей, которые сами переставали себя защищать, чтобы можно было нанести смертельный удар.

— Я свой щит не брошу.

Халев улыбнулся, но без насмешки.

— Я видел, как ты сражаешься. В тебе столько злости, что ты из–за нее ничего не видишь. Посмотри вокруг себя на толпу, юный Атрет. Завоеватели этого мира — рабы своих страстей, и когда–нибудь эти страсти окончательно погубят их. — Стражник открыл в освещенном факелами коридоре одну из камер, и Халев шагнул в нее. На пороге он оглянулся на Атрета и посмотрел ему в глаза. — У тебя много общего с Римом. — Дверь закрылась, скрыв его из виду, затем лязгнул засов.

Атрета вызвали только в середине дня. Когда он выходил из камеры, ему дали меч, который можно держать двумя руками, — это было все его вооружение. Рабы убирали остатки разбитой колесницы и разглаживали песок. Из толпы доносился запах жареной курицы. Многие зрители уже одурели от солнечных лучей и вина, и теперь, развалившись, сидели, поедая принесенный с собой хлеб.

Сорвав с плеч тяжелую медвежью шкуру, Атрет вышел навстречу своему противнику, мурмиллону с галльским вооружением и знаком рыбы на шлеме. Приветствием Атрету были насмешки и оскорбления; когда он появился на арене, в его сторону с трибун полетели куриные кости. Не обращая на это никакого внимания, Атрет остановился возле галла и повернулся к императору, подняв свое оружие в знак приветствия. Затем он повернулся к противнику.