Век бурь и волков

'Не знаешь, что такое местоположение по счислению ‒ ты, прусский буйвол, пожиратель капусты?'

‒ В последний раз мы брали пеленг в ночь, предшествующую атаке. Потом шли в погруженном состоянии, пытаясь оторваться от противника, под его бомбовыми атаками. А всплыв на поверхность, оказались в тумане. И сегодня, из-за отсутствия солнца, мы не имели возможности проверить наши координаты. Теперешнее местоположение известно нам по счислению курса и…

‒ Вы можете проложить курс к данной точке? Сюда?

Райнхардт взглянул на листок с координатами.

‒ Разумеется.

‒ Таким образом, я прошу вас это сделать. Нам необходимо успеть туда завтра к четырем часам утра. Сумеете?

‒ Думаю, да. Но чтобы дать вам окончательный ответ, я должен проконсультироваться со старшим механиком.

‒ Кстати, пригласите его ко мне.

‒ Герр калю… Разрешите сделать краткое сообщение экипажу.

‒ Вы знаете, что я не одобряю подобных вещей. Солдат должен держать рот на замке и нести свою службу, а не заниматься политикой. А то тут же начнутся разговорчики.

‒ Тем не менее, я убедительно советую сделать это. Знаю по собственному опыту, что люди лучше работают, когда им известно, что именно они делают. Они ожидали возвращения в порт. Теперь снова должны мобилизоваться.

‒ Хорошо, если вы на этом настаиваете. Но коротко и по существу. И никаких дискуссий.

* * *

Обед уже совсем остыл, но хуже всего было то, что второй офицер добавил в свою порцию горчицы ‒ от одного вида этого мессива пропали остатки аппетита. Более всего его блюдо напоминало неожиданное наполнение детских пеленок.

‒ Старший механик, вам приказано пройти в командирскую каюту. Немедленно.

‒ Шайсе! ‒ выругался тот и залпом допил остатки чая.

‒ Во веки веков.

* * *

Они стояли над штурманским столом, разглядывая карту, покрытую листом целлулоида, испещренную множеством разнообразных значков.

Старший механик молча грыз конец карандаша. Лоб его прорезала глубокая вертикальная морщинка ‒ отражение одолевавших его сомнений.

‒ Это всего лишь чертовы двести миль, ‒ ободрял его Райнхардт. ‒ Ну скажите же что-нибудь. Что вас так беспокоит, чиф?

‒ По порядку? Во-первых, эти расхераченные батареи. Не может быть и речи, чтобы мы в погруженном состоянии успели пройти этот путь. А на поверхности мы напоремся на вражеский самолет быстрее, чем вы успеете вымолвить 'мамма мия'.

‒ Значит, пойдем на перископной глубине. У нас же есть чудесное изобретение ‒ шнорхель. Выдвинем его и двинемся на дизелях, как миленькие.

‒ Этот замечательный шнорхель меня тоже беспокоит. Помяло его. Помните те близко разорвавшиеся над рубкой бомбы, а потом крен? После этого шнорхель непрестанно черпает воду. Клапаны заедают. Если эта вода попадет мне в масло… ‒ покачал он головой. ‒ Еще подшипники стучат беспрерывно, вал греется, и уплотнительные кольца… Но это, пожалуй, меньшая из проблем. Протечку мы устраним: откачаем все жидкости трюмным насосом в уравнительную цистерну ‒ и за борт. С дифферентовкой разберемся как-нибудь. А кислоту я уже велел нейтрализовать ‒ выкачаем и ее заодно.

‒ А что с горючим?

‒ А вот с ним настоящая проблема. Все время его теряем. Много меньше, чем прежде, и я даже знаю уже где именно. Мы заделали все течи, какие только было возможно, но палубными средствами… ‒ Он опять с сомнением покачал головой. ‒ Альтенберг колдует со шнорхелем ‒ возможно, из этого что-нибудь получится. Дойти-то мы дойдем. Меня другое беспокоит. Район тот малоприятный.

‒ Я знаю, ‒ согласился Райнхардт. ‒ Да еще вдобавок радиомолчание…

‒ Допустим, что мы дойдем туда… Но только за тем, чтобы узнать, что наш мифический 'Оксфольт' уже поимели наши конкуренты. Что тогда?

Райнхардт пожал плечами.

‒ Будем возвращаться в Тронхейм на веслах.

* * *

Пока не стемнело, Райнхардт сидел за перископом, вращаясь вместе с ним, как на карусели. Влево, вправо, на мгновение поднимал его над волнами, чтобы осмотреть пространство между ними ‒ и назад, вниз, почти до самой кромки воды.

Следовало остерегаться эсминцев, сторожевых катеров и даже морских охотников.

Несколько раз миновали видневшиеся на горизонте мачты, торчащие вдали среди волн словно жердочки, подпирающие стебли гороха.

Время от времени акустик поднимал голову и, придерживая пальцем наушники, сообщал:

‒ Шумы винтов с зюйдвеста, далеко. Удаляются. По-видимому, эсминец.

Свободные от вахты члены экипажа сидели в своих койках. В основном, молча. В носовом отсеке торпедисты играли в ската, но без особого азарта. Скорее, стремясь этим продемонстрировать, что им все нипочем.

Риттер никого не доставал. Сидел у себя конторке и заполнял свою бесконечную отчетность. Акты списания использованных торпед, требования на запасные части, аварийные протоколы. ('У меня уйма работы. Справитесь как-нибудь самостоятельно? На войне самое важное ‒ это отчетность. Без нее не бывает порядка').