Читаем Век Экклезиаста (СИ) полностью

Устав, наконец, от суррогатной занятости, Ричи оторвался от монитора и уставился в потертый временем навесной потолок, откинувшись на спинку кресла, всегда предательски трещавшего, когда он принимал подобное положение. После длительной работы за компьютером его глаза, привыкшие к мелким значкам текстовых редакторов, начинали воспринимать мир иначе, четче и острее. Ричи всегда любил эти короткие несколько минут, заменяющие ему легкие наркотики. Такие мгновения позволяли ему почувствовать себя пришельцем, впервые попавшим на Землю, воспринимающим каждый из элементов как новинку, таящую за собой множество секретов. Возможно, он мог бы написать про это, но нежелание делиться с кем-то своей едва ли не единственной радостью прежде брало верх, а теперь переросло в прочную привычку, избавиться от которой не было ни сил, ни желания. Кресло же, напротив, воплощало собой один из ужасов, время от времени возникавших в воображении Ричи - вот сиденье ломается, и удерживавший его шарнир на длинном стержне впивается ему в спину, пронзает позвоночник и оставляет своего бывшего владельца дожидаться медленной смерти в плену паралича. Но сегодня воображение молчало, как будто ему еще не назначили адвоката. Молчало оно и вчера, и за день до этого. Так и не достигнув мира грёз, оно выбросилось обратно на берег мира материального, состоящего из давно осмысленных и абсолютно понятных явлений, где всякой вещи есть имя и сравнение, где любое действие, совершенное, совершаемое или готовящееся свершиться, имеет описание во всех своих вероятностях и рассмотрено со всех возможных точек зрения в рамках Вселенной. Пожалуй, всему происходящему Ричи мог бы подобрать уже существующие литературные аналоги, если бы не скулящее щемление в груди, вызванное завистью, переходящей в скорбь, от того, что все эти художественные описания пришли в голову не ему.

За окном тянулось ленивое змееобразное тело двадцать третьего века, наплевав на проблемы Ричи с высоты своего оголённого и выставленного на общее обозрение всезнания. Науки объединились в Теорию Всего, и вскоре, тщательно покопавшись в её внутренностях, учёные-гаруспики пришли к единому мнению, что полностью изучили механику мира, разобрали её на программные коды и предоставили обществу орудия для работы с ней, что даже школьник, мастерски вырисовующий на стенах социальных сетей всё многообразие названий половых органов, а после идущий целовать мамочку, с лёгкостью мог владеть этими орудиями не хуже профессоров, отдавших всю свою жизнь науке. Теперь, обладая всем комплексом знаний, движимое инстинктивной стремлением борьбы с энтропией, передовое человечество привело все аспекты бытия в Порядок Оккама, который позволил определить исключительно необходимые и полезные для существования вида инструменты, отринув всё лишнее, сложное и не дающее целостного понимая предмета. Мир стал полностью изучен, и с тех пор ежегодно, двадцатого октября, повсеместно отмечается день Чарльза Дуэлла, давшего в своё время как нельзя более точный прогноз светлому будущему, с погрешностью всего в каких-то четыреста лет. Эта остановка была конечной. После неё - лишь повторяющийся снова и снова круг, которым следовало всё сущее, включая саму Вселенную, и даже луч, не имевший, по устаревшему мнению, конца, пронзив пространство по всемирной, заключённой в саму себя, окружности, упирался головой в собственную задницу.

Однако с окончательными открытиями выяснились и следующие аксиомы, оспаривать которые осмеливались только счастливые обладатели врождённой гемисферэктомии: люди - единственные относительно разумные существа во всём космосе; Земля - единственная обитаемая планета; путешествия со скоростью, превышающей скорость света - не заложены в механике Вселенной, как не представляются возможными и мгновенные перемещения, что навсегда заткнуло рты всем инфантильным мечтателям о звёздах. Как следствие, полёты в космос были признаны нецелесообразными, иррациональными, и, что важнее, не приносящими профита, окупающего хотя бы сам перелёт. Но, вместе с тем, наука принесла и обнадёживающие знания: как запустить гипервосстановление природных ресурсов планеты, и как поддерживать термоядерные процессы на Солнце в нужной интенсивности на протяжении всего времени, отведённого человечеству Вселенной, конец которой также был известен, но чудовищно далёк, в тысячи раз дальше, чем предполагалось ранее. Избавившись от страха перед неизведанным грядущим, все обратились к проблемам насущным. Впрочем, люди никогда от них особо и не отворачивались, но теперь любой мог плыть по течению жизни не на собственном брюхе, как его прадед, а на уютной яхте, посвистывая в клаксон при встрече с такими же успешными добрыми господами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра