Позже она поставила интересную пьесу Достоевского «Идиот» в театре «Водевиль». Действие происходило около 1875 года, когда в моде были турнюры. И снова эта замечательная женщина заставила зрителей видеть прекрасное там, где легко можно увидеть смешное. Она появилась в роскошном красном бархатном платье, совсем простом, очень длинном, украшенном мехом песца. На голове была маленькая шляпка-ток с двумя длинными перьями. Великолепная шуба, которые носили в России для катания на санях, была сшита из черного атласа, стеганного до колена, на меховой подкладке, и отделана серебряной лисицей. Только исключительная женщина могла производить впечатление в таком объемном костюме.
Другая актриса из числа «творцов иллюзий» считалась Мэри Гарден[151]
, обожаемая парижская Мелизанда. Главным преимуществом мисс Гарден перед всеми другими певицами был ее своеобразный сценический дар, способность оживлять персонажи. Однажды, когда она пришла с одним из своих друзей в наш магазин на рю де ла Пэ, я не смог удержаться и сказал ей это, добавив, что лучшим доказательством подлинности моего восхищения является то, что я готов сделать ей костюм в любое время и на ее условиях. Результатом этого предложения был костюм, в котором она выступала в «Ромео и Джульетте». Поскольку я не желал, чтобы певица сильно тратилась, посоветовал надеть свадебное платье из предпоследнего акта.К нему я добавил пелену из очень мягкого шифона, чтобы слегка изменить его вид, она должна быть завернута как мумия.
Когда мы обсуждали костюм, я предложил, чтобы Ромео приподнял бы эту пелену, когда наклонится над ней проститься и воскликнет: «Как она прекрасна». Как ни странно, этого никогда не делали, хотя странно было для Ромео восклицать это, не поднимая пелены. В этой пьесе мисс Гарден была замечательна: она вставала, пелена падала вдоль спины и развевалась позади, когда актриса спускалась из гроба, напевая и двигаясь, как женщина в наркотическом трансе. Самым поразительным для меня в отношении мисс Гарден была широта ее понимания многосторонности человеческой души. Могло бы показаться, что ее несравненная Джульетта была бы вершиной актрисы, но к этой своей интерпретации она добавила Мелизанду, Таис, Монну Ванну[152]
и Луизу. Несколько лет тому назад я сделал ей костюм для «Джоконды»[153]. Мисс Гарден одна из многих прекрасных американок, которые были благосклонны к Дому Ворта. Я слышал, как кто-то шутливо заметил, что все соперники должны купить «Светский альманах» и добавить туда половину женского населения Соединенных Штатов – очаровательное преувеличение, но в нем, тем не менее, содержится зерно истины.Но из всех американцев для Дома Ворта наибольшее значение имела семья Морганов. Во-первых, Джуниус Спенсер Морган[154]
и его супруга были приверженцами моего отца еще задолго до того, когда Ворт-старший стал знаменитым. Я вспоминаю, как они пили чай в нашем загородном доме. За этим поколением последовал Джон Пирпонт Морган[155], который для меня был великим Морганом. Я не могу найти слов, чтобы выразить свою преданность ему и его семье. Они никогда не рассматривали меня как просто поставщика, а я никогда не думал о них как о простых клиентах. Мистер Морган, Джи-Пи Морган, как его обычно называли, испытывал страсть к прекрасным вещам и часто приходил в наш магазин, чтобы взглянуть на некоторые редкие новые материи, которые мой отец заказывал у мануфактурщиков, или чтобы купить платья для своей жены или детей.Реклама духов «Sans Adieu», 1929
Реклама духов «Dans la Nuit», «Vers le Jour», «Sans Adieu», губной помады и пудры, 1929
Рисунок Жана Филиппа Ворта, 1916. Фонд Александра Васильева
Рисунок Жана Филиппа Ворта, 1916. Фонд Александра Васильева
Реклама духов «Imprudence», 1930
Реклама духов Дома моды «Ворт»
Рисунки Жана Филиппа Ворта, 1916. Фонд Александра Васильева
При жизни отца я очень редко вступал с ним в личные отношения, но через несколько месяцев после смерти Ворта-старшего, по случаю которой он прислал мне удивительнейшее письмо, я услышал, что Джон Пирпонт Морган находился в Париже. Я тут же послал одну из наших продавщиц, знакомую ему, чтобы сообщить: Дом Ворта продолжает вести дела настолько хорошо, насколько может. Он сказал посланнице: «Я больше не смогу прийти в Дом снова». Когда она вернулась и передала его ответ, я написал, что понимаю, моего отца невозможно заменить, но уверен, что он захочет увидеть совершенно необычный его портрет, помещенный в старом офисе. Мистер Морган пришел и долго стоял перед портретом. Казалось, портрет вот-вот заговорит. Затем он обернулся ко мне со слезами на глазах и сказал: «Он был для меня как брат», – и быстро выбежал из комнаты.