Век золотых роз

«Сейчас, погоди», – синху внезапно стало весело и легко. Кровь горячо бежала по жилам, ухала в висках. Морозный воздух казался необыкновенно вкусным, легким, пьянящим…

– Ну я вас, – пробурчал Элхадж, подбрасывая в небо алый комок.

Но то, как взорвалась кое-как разжеванная смесь, он уже не увидел. Сзади надвинулась тень, и голова раскололась дикой, непереносимой болью. В следующий миг небо почернело, и Элхадж провалился в вязкое и безвкусное ничто.

* * *

…Душная, теплая темень. Она навалилась тяжким камнем на грудь, мешая дышать, заставляля оба сердца беспомощно трепетать. Элхадж повернул голову – все та же непроницаемая темнота. И тяжесть на груди. И руки выкручены за спину, связаны так, что не пошевелишь…

«Шейнира, помоги мне», – подумал он, – «помоги, если слышишь».

Но своенравная богиня вековечного мрака предпочитала молчать. Пока.

Элхадж, шипя от боли в затекших руках, попробовал повернуться набок; то тяжелое, что давило грудь, скатилось – и рядом кто-то закопошился, невнятно бормоча ругательства на общем.

Элхадж едва не подскочил от внезапно нахлынувшей радости. Значит, он не один в этом пугающем кромешном мраке!

– Дар-Теен…

– Ыхм…

– Ты живой, – заключил синх, делая попытку сесть.

Ийлур закашляся в темноте, заелозил по холодному земляному полу.

– Где мы, побери Шейнира этих кочевников?

– Я-то думал, ты знаешь.

Дар-Теен долго молчал, а затем процедил:

– Я, видать, лишился чувств. Меня хорошо по голове пригладили, наверное, так же, как и тебя. Вот позорище-то, а?

– Тебе виднее.

Элхаджу наконец удалось сесть. Все тело болело, как будто его отходили палками. А кистей рук он уже почти не чувствовал.

– Зачем они нас сюда, а? – хрипло заговорил Дар-Теен, – они ж ийлуры… хоть и кочевники…

Синх уже хотел съязвить, но прикусил губу. Дар-Теену было страшно, и это самым неожиданным образом приблизило его к синху, попавшему в руки старых врагов.

– Не знаю, – прошептал Элхадж, – не знаю…

Некоторое время они молча сидели в темноте, спина к спине, и каждый думал о своем. Потом Дар-Теен пошевелился и сказал:

– Я вот все думаю, синх, о том, зачем отправился в ваш Храм. Ведь той, что попросила меня туда идти, уже нет под этими небесами. Быть может, ошибкой было давать такое обещание, и этим я прогневил Фэнтара?

Тут он перешел на шепот.

– И то, что я несу с собой, Элхадж… Я ведь несу семена золотых роз, если, конечно, кочевники их не забрали.

Синх отчего-то даже не удивился. Звучало все сказанное дико, и могло показаться бредом умалишенного, но… Семена золотых роз? Ну, семена и семена, подумаешь… Которые всего лишь несет ийлур, в Храм Шейниры. После разговора с богиней за гранью жизни, после элеана с яркими аметистовыми глазами признание Дар-Теена уже не казалось новым откровением матери всех синхов.

– Мне все время кажется, что она идет за мной, – горячо зашептал ийлур, – и все наши неудачи – это ее рук дело…

«Умалишенный ийлур», – добавил про себя Элхадж, – «почему бы и нет?»

– Не знаю, что с нами сделают кочевники, но я должен тебе все рассказать. Вправду ли я так виноват, а?..

Тут синх понял, что его ждет долгое повествование и, покорно вздохнув приготовился слушать. Но, как частенько случается в подобные моменты, Дар-Теен не успел ничего толком сказать: раздался громкий шорох где-то поблизости, а затем их обоих залили потоки яркого света.

Элхадж резко зажмурился, вновь открыл глаза – оказывается, все это время они с Дар-Тееном провалялись в шатре из щеровых шкур с плотно подоткнутым пологом. А сейчас за ними пришли, отдернули кусок шкуры в сторону – и свет зимнего дня залил и подмерзший земляной пол, и жмурящегося Дар-Теена, у которого волосы слиплись от крови. Два кочевника, одинаковые, словно близнецы, подхватили Элхаджа под руки и поволокли прочь из шатра.

– Эй! – донесся хриплый оклик Дар-Теена, – куда вы его?.. Это мой синх, я его веду в дар…

Само собой, его никто не слушал.

А Элхадж – он даже не пытался сопротивляться. Да и что может сделать связаный синх против двух крепких ийлуров? А заветное «покрывало Шейниры», увы, было недосягаемо.

Поэтому синх съежился, втянул голову в плечи и предоставил богине самой решить его судьбу. Впрочем, он не забывал поглядывать по сторонам – чувствуя прикосновения липкой паутинки страха и ожидая увидеть не больше, не меньше, а жертвенный алтарь и кости синхов вокруг.

Его волокли сквозь стойбище кочевников. Мимо остроконечных шатров, сооруженных из длинных жердей и зеленой кожи щеров, мимо женщин, одетых точно так же, как и мужчины – в штаны и куртки, и не уступающих последним ни в росте, ни в ширине плеч. Лишь обильные украшения из кусочков меха да длинные волосы, заплетенные в десятки тонких косичек, отличали их от мужчин. Кое-где резвилось многочисленное потомство ийлуров, и элхадж – совсем некстати – вспомнил давешний спор с Дар-Тееном о том, что лучше, десяток потомков от нескольких женщин или же один или пара от той, которой посвящаешь жизнь.

«Чушь все это», – разозлился вдруг Элхадж, – «о чем ты думаешь, ящерица, когда тебя, может быть, скоро вообще не станет?!!»