Век золотых роз

… Тоннель внезапно закончился. Только казалось, что ему нет ни конца, ни края – оборвался внезапно, словно обрубленный, уперся в низенькую дверцу. В отличие от первой, эта была из новой древесины, обита блестящими полосами меди. Так и напрашивалась мысль о том, что ее поставили совсем недавно.

Элхадж остановился, прислушался. Ни шороха, ни вкрадчивого скрежета механизмов – ничего, кроме дыхания одного синха. Осмотр двери тоже ничего не дал: самая обычная дверь, которую, похоже, никто не потрудился запереть.

«Или впециально оставил открытой», – подумал синх.

Он не торопился шагать в неизвестность, еще раз внимательно осмотрелся, прислушался – похоже, кроме него в тоннеле и правда не было ни души. Ловушками тоже не пахло… И Элхадж потянул на себя холодную дверную ручку.

… Как же он ошибся!

Даже не сразу понял, что случилось; сперва – яркий свет, резнувший по глазам, затем – грохот, болезненный толчок в грудь и полет обратно по коридору.

Что-то хрустнуло в груди, дышать стало невыносимо больно. Элхадж только и смог, что перекатиться набок, но это его и спасло: тяжелый боевой молот в руках приземистого создания обрушился на пол тоннеля, брызнули жалящие осколки камня…

И как же он не услышал притаившихся наемников, последнюю защиту Отступника?

«А Указующий все-таки ошибся», – мелькнула рыбкой-уклейкой мысль, – «говорил, что здесь меня никто не ждет…»

«Но любое вмешательство может быть излишним», – усмехнулась странная тварь.

Синх, задыхаясь, оттолкнулся от пола и рванулся в сторону, уходя от дробящих камни ударов молота. Выбросил вперед руки, растопырив пальцы; на кончиках когтей уже вилась легкая дымка Покрывала Шейниры, оставалось только сбросить его на нападающего.

– Умри! – выдохнул синх в перекошенное морщинистое лицо.

Покрывало сорвалось с рук, алчно метнулось к предложенной пище – и вот уже молот падает на пол, а тело… кажется, кэльчу – тело кэльчу обращается высохшей куколкой, и с тихим шорохом оседает на камни.

Элхадж, кряхтя, поднялся. Переступил через высохшее тело врага, потушил тлеющую на груди альсунею.

«А ведь их могло быть и больше, много больше», – подумалось ему, – «значит, все-таки, Отступник ждет моего появления не отсюда?»

– Молот Фэнтара!!!

Хлопнула жалобно дверца, и в тоннель, грохоча доспехами, вломились сразу два огромных ийлура. Но – что стоит Избранному воззвать к Темной Матери и черпнуть должное количество Силы?

– И в жертву тебе… – шепнул синх, дергая вверх смертоносное Покрывало.

И только отошел в сторону, когда доспехи, наполненные прахом, с лязгом посыпались на пол.

Далеко внизу, в своем шатком узилище, захохотала Шейнира. Трещали и разваливались ее оковы, и своды темницы грозили обрушиться под напором жертв, принесенных Избранным.

«Осталось недолго, мой избранник», – прозвучало в ушах Элхаджа, – «иди же».

– Иду, – выдохнул синх.

Пошарив по полу, он подобрал оброненный меч, но уже не пытался пристроить его за плечо. Просто поволок за собой.

* * *

За дверью Элхадж обнаружил узкую лестницу, ведущую наверх и две недавно раскрытых ниши, где наверняка и была устроена засада.

Он, пошатываясь и поминутно хватаясь за ушибленный бок, пошел дальше, по вырубленным в горной породе ступеням. И, чем выше поднимался, тем светлее становилось; в конце концов лестница уперлась в дымчато-прозрачную перепонку. Элхадж осторожно коснулся гладкой поверхности – оказалось холодно и мягко. Как студень.

И сквозь него размытыми пятнами проступало нечто, находящееся по ту сторону.

– Хм. – Элхадж осмотрел края странной двери.

Ни намека на замок или швы между каменной кладкой и лазом.

Раздумывая, попробовал ковырнуть когтем студенистое нечто – палец с легкостью вошел в субстанцию. Ощущение было такое же, как попробуй синх сунуть руку в застывший на холоде бульон.

– И что, я должен лезть сквозь это?

Он нерешительно потоптался на узкой каменной площадке.

А затем, положившись на волю Шейниры, сделал шаг.

… С головой погружаясь в терпко пахнущий студень.

… Вторым шагом продираясь сквозь упругую массу.

… И очутившись, в итоге, лицом к лицу с самим Отступником.

Он был стар. Так же стар, как в тех странных снах, что видел Элхадж во время своего путешествия.

Коричневая шелушащаяся кожа, красные глазки, почти стершиеся полоски на лбу и на щеках… И, словно насмешка, новенькая и чистая альсунея, подпоясанная простой бечевой.

– Ты! – прошипел старик.

И попятился, шатаясь, словно чья-то невидимая длань щелчками пыталась свалить его на пол. В подслеповатых глазах жил страх – перед неотвратимым и неизбежным.

– Я, – сказал Элхадж, – я дошел.

Старик уперся спиной в стену, дальше отступать было некуда. А Элхадж только теперь заметил, что тоннель, судя по всему, привел его в спальные покои Отступника. В том месте, где пришлось продираться сквозь студень, была самая обычная каменная кладка. Так что для Отступника Элхадж появился, шагнув сквозь стену.

– Подожди! – старый синх торопливо вскинул руки, – подожди, ты сам не знаешь, что творишь!

– Знаю, – уверенно ответил Элхадж. – знаю.