Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего?

Что все это значило для моих предков в Мортоне? В течение этого века священники стали регулярнее наведываться в деревню и около 1100 г. построили там первую церковь. То было маленькое здание, темное внутри, с грубо выточенным гранитным фризом снаружи, на котором были изображены древо жизни, абстрактные спирали и мифические чудовища. Гостю из Византии, которого каким-то чудом занесло бы туда, все это показалось бы ужасно примитивным, но церковь навсегда связала Мортон с христианским миром. Как и в остальной христианской Европе, прихожане слушали проповеди о морали и набожности как важной части образа жизни. После того как в 1050 г. епископ переехал в Эксетер, и там построили новый собор, в регионе с беспрецедентной скоростью стал расти уровень образования. С самого основания собора в его библиотеке содержалось не менее 55 книг, подаренных епископом Леофриком. Строительство королевского замка не только установило норманнский контроль над городом, который осуществлял королевский шериф: оно еще и поставило на городе печать королевской власти. У всех крупных норманнских феодалов с землями в Девоне были дома в Эксетере, а в 1087 г. там построили новый бенедиктинский монастырь. Городской рынок тоже увеличился в размерах, чтобы обслуживать выросшее население, а это, в свою очередь, привело к вырубке лесов и осушению болот под новые пахотные земли. Если вы шли из Мортона в Эксетер, вам уже не нужно было бояться викингов, да и город стал настолько богат, что путешествие на 20 километров до него выглядело куда привлекательнее. Добравшись туда с новенькими серебряными пенни в кошельке, вы поняли бы, что уже не просто пытаетесь выжить на самых дальних границах христианского мира: вы теперь часть огромного целого.

Главный агент изменений

Кардинальные перемены в обществе редко бывают порождены одним человеком и никогда не реализуются кем-то единственным. Большинство великих перемен прошлого произошли благодаря не одинокому гению, а множеству людей, которые мыслили примерно одинаково и видели схожие возможности. Соответственно, увязать изменения в обществе с каким-либо единственным принятым решением почти невозможно. Как и природа самих перемен, которым легко дать определение в небольшом масштабе, но почти невозможно, когда приходится учитывать множество факторов, влияние одного человека на целый континент в течение целого века поддается оценке с очень большим трудом. Тем не менее будет весьма интересно обдумать вклад отдельных личностей в эти перемены – хотя бы для того, чтобы убедиться, насколько он на деле мал, и насколько перемены на самом деле зависят от решений, принятых одновременно тысячами людей.

В 1978 г. популярный американский писатель Майкл Харт выбрал сто человек, которые, по его мнению, были самыми влиятельными личностями всех времен. Список был довольно произвольным, да и особой проработанностью не отличался (например, во втором издании Харт утверждал, что пьесы Шекспира были на самом деле написаны графом Оксфордом).

[11] Тем не менее мне в детстве этот список показался весьма воодушевляющим, и, скорее всего, именно это и было замыслом автора. XI в. в книге представлен двумя знаменитыми личностями: Вильгельмом Завоевателем и папой Урбаном II. Решение Вильгельма вторгнуться в Англию в 1066 г., конечно же, делает его главным агентом изменений для всех жителей этой страны, но вот для остальной Европы его действия имели куда меньшие последствия. Кроме того, не стоит забывать, что он оставил большинство англосаксонских институтов власти без преобразований: жизнь изменилась совсем не так радикально, как многие считают. Что же касается папы Урбана II, он, конечно, запустил механизм крестовых походов и поддержал Реконкисту, но в Европе крестовые походы были важны скорее своим символизмом, чем реальными достижениями. Опять же, королям Наварры и Леона вовсе не требовалась какая-либо дополнительная поддержка, чтобы сражаться с разваливающимся Кордовским халифатом. И Вильгельм I, и Урбан II, бесспорно, были выдающимися личностями, но если говорить обо всей Европе XI в. целиком, они не идут ни в какое сравнение с еще одной исторической фигурой, которую Майкл Харт проигнорировал, – Гильдебрандом, известным как папа Григорий VII.