Прежде чем углубиться в служебную зону на розыски своих гидов, Алексей с Марией отошли немного в сторону от Ставки к протяжённому краю небольшой, но достаточно круто ниспадающей гряды. Вид, открывавшийся из этого места, поражал воображение. Всё огромное пространство Паннонского луга, край которого терялся за висевшей в воздухе сине-серой пылевой дымкой, было чрезвычайно плотно занято людьми. Можно было различить несколько десятков помостов-трибун, вокруг которых огромными полуовалами собиралась пёстрая людская масса, внемлющая, по-видимому, каким-то речам; были видны неподвижные и неровные линии разной длины очередей, сходящихся к узловым точкам, где-то устанавливали шатры и натягивали тенты, а ещё откуда-то доносились рваные куски далёкой мелодии… И между всеми видимыми неподвижными объектами, огибая, пересекая, местами соприкасаясь и сливаясь в примыканиях, медленно и монотонно перемещались потоки из сотен и тысяч человек.
Алексей никогда прежде не видел такого людского скопления и не предполагал, что подобное возможно. Когда улеглись первые эмоции от созерцания этой исполинской толпы, неведомой волей собранной в одном месте, он неожиданно остро почувствовал неестественность схождения в почти единое целое столь огромного числа человеческих тел, в каждом из которых продолжали биться отдельное сердце и трепетать живая, не похожая ни на одну другую, душа. Картина человеческого моря завораживала молчаливой предсказуемостью потоков и постоянством неторопливых колебаний, наблюдая за которыми трудно было отделаться от мысли, что эти тысячи людей, зачем-то собранных на Паннонском Лугу, на глазах теряли персональность и сливались необратимо в какой-то неведомый и пугающий единый организм.
Мария первой высказалась об увиденном:
— Какая-то бессмысленная карусель! Столько людей — зачем? Словно батальная сцена в кино… Но в кино — взрывы, дым, напряжение борьбы, а здесь — пустота. Даже закат — и тот в облаках поднятой пыли…
— Да, ты права… Я тоже не вижу в этом смысла. Хотя, возможно, мы этого смысла просто пока не понимаем. Не забывай, что мы с тобой — не в Азии, и чтобы собрать в одном месте столько европейцев, нужны веские причины. И у нас есть возможность во всём этом разобраться. Пойдём!
С этими словами, слегка дотронувшись пальцами до запястья Марии, Алексей сделал шаг в направлении спуска.
— Стойте, друзья мои! — вдруг раздался сзади знакомый голос Каплицкого. — С трудом разыскал вас!
— А мы решили спуститься, чтобы искать вас внизу, — ответила ему Мария.
— Хорошо, что не сделали этого. Внизу мы могли бы и не найти друг друга. Взгляните, что творится!
Алексей недоумённо пожал плечами.
— Вы говорите так, Гельмут, будто там, внизу, — происходит что-то ненормальное. Но это ведь только на первый взгляд. Я прекрасно понимаю, что толпа хорошо организована и подчиняется какому-то особому порядку и закону. Ведь это ваша работа?
— Вы мне льстите, герр Алексей! Конечно же, в том, что мы сейчас видим на этой равнине, есть и мой скромный вклад. Однако мы с Эммой — лишь одни из многих, весьма многих организаторов этого священнодействия.
— А всё-таки объясните, Гельмут, что всё это значит? — обернувшись к Каплицкому, спросила Мария.
— С удовольствием. Эти десятки тысяч людей, которых мы сейчас видим перед собой — подлинная элита Европы. Публика часто ограничивает понятие элиты кругом политиков, банкиров и поп-звёзд, преувеличивая их роль и значение. На самом же деле понятие элиты шире. Вот мы видим в ней всех, кто в своей повседневной деятельности принимает существенные решения и несёт ответственность за их выполнение. Это и сотрудники корпораций и банков, профессиональные служащие, учёные и художники, имеющие хотя бы минимальное признание, врачи, профессора — одним словом, все те, без работы которых шестерёнки общества немедленно остановились бы.
Алексей опустил руки в карманы брюк, покачал головой и тихонечко присвистнул.
— Ну вы и замахнулись, Гельмут! Тех, кого перечислили, будет, наверное, не один миллион. Неужели вам удалось их всех здесь собрать?
— Вы правы. По нашим расчётам, таких людей в Европе от четырнадцати до пятнадцати миллионов человек. Но это только — западный союз. Если добавить наших восточных соседей, то будет около восемнадцати миллионов. А вместе с Россией — о чём мы говорили сегодня за обедом — порядка двадцати одного. Внизу же собралось тысяч триста. Или триста пятьдесят — Эмма знает лучше… Так что, как видите, при существующей производительности работы у нас — не меньше, чем на полвека!
— А что же всё-таки это за работа такая? В чём суть собрания? Вы же нам так ничего не рассказали, — поинтересовалась Мария с нескрываемым изумлением.
— Сейчас всё объясню, — не без удовольствия и гордости за произведённый эффект продолжил Каплицкий. — Я специально не стал вдаваться в подробности нашего проекта за обедом — хотел, чтобы вы сперва всё увидели своими глазами. Собрание, которое происходит внизу — это финальный этап грандиозного тренинга, направленного на изменение личности. На создание совершенного человека, если хотите.