– Хватит, пришел конец их власти… – ребята выскочили наружу. Генрих вздохнул:
– Ладно, надо уходить отсюда, но где дядя Джон… – он не выпускал руки Марии. Девушка смутилась:
– Знаете, кузен, мы в первый раз увиделись на том месте, где до войны встретились папа и тетя Марта… – он кивнул:
– На «Охотном ряду». Его правда, сейчас переименовали, но все равно это Охотный Ряд… – она сидела так близко, что ее светлые волосы щекотали разгоряченную щеку Генриха:
– Я тогда загадала, – тихо сказала Маша, – загадала, что если мы с вами встретимся еще раз, то…
У него была крепкая, надежная ладонь:
– Что, кузина Мария… – в серо-зеленых глазах заиграла смешинка, – что тогда должно было случиться… – Маша отвернулась:
– Все должно было быть хорошо, но видите, – она обвела рукой вестибюль, – видите, все не совсем… – Генрих еще никогда никого не целовал:
– И не надо было, – понял он, неловко прижавшись губами к ее щеке, – кроме нее, мне никого, никогда будет не надо… – он услышал стук ее сердца. Толпа на площади жадно закричала:
– Бей коммунистов, давайте его сюда, мы его в землю втопчем… – от ее мягких губ пахло медом:
– Все совсем, – уверенно шепнул Генрих, – совсем, как надо. Маша, милая, я люблю тебя, я так тебя люблю… – она отозвалась:
– Я тебя тоже… Я с осени все время о тебе думала, милый.
Рядом закашлялись, Маша смущенно пробормотала:
– Дядя, извините, пожалуйста… – Генрих поднялся, увлекая ее за собой:
– Дядя Джон, – заявил юноша, – мы с Марией обручились, прямо сейчас… – герцог держал обрез:
– Это я понял, – хмуро сказал он, – у меня глаз один, но зоркий. Дорогие жених и невеста, – он обернулся, – прямо сейчас, как ты выражаешься, нам надо уходить отсюда… – Джон посмотрел на часы, – через пять минут на площади появится местный генерал Олешко с солдатами внутренних войск. Это вам не танкисты, не ждите от них снисхождения… – Маша робко спросила:
– В кого стреляли наверху, дядя… – герцог буркнул:
– В тех самых снайперов, обеспечивавших эвакуацию партийцев… – десять человек восставших, пробившихся на последний этаж здания, не могли задержать почти сотню работников Комитета:
– Секретари ЦК сбежали, – хмыкнул Джон, – если бы они попались в руки толпе, их бы вздернули на фонарных столбах, как в Будапеште… – Генрих потер закопченное лицо рукавом спецовки:
– Откуда вы узнали о войсках, дядя… – герцог спрятал оружие:
– По рации услышал. Я, милые мои, стрелял в Паука, вашего кузена. Не знаю, ранил ли я его или убил, но нам надо как можно быстрее покинуть город. Возвращаться в слободу времени нет, – он дернул щекой, – опять мы останемся, как говорят русские, с голым задом. Надо, не теряя времени, добраться до станции… – на площади послышался звук автомобильных моторов. Джон вспомнил:
– Андрей Андреевич велел мне уходить. Он сказал, что у меня на руках дочка, мне надо думать о ней, то есть теперь о них… – герцог велел:
– Пошевеливайтесь. В здании есть черный ход, за полчаса мы доберемся до станции…
Осколки зеркала захрустели, хлопнула неприметная дверь под лестницей. Вихрь закружил в разоренном вестибюле обгоревшие куски кумача.
Захлопнутое деревянное окошечко кассы пересекала кривая надпись мелом: «Хрущева на мясо! Смерть коммунистам!». На половицах тесного зала слободской станции виднелись следы костра, рядом валялись пустые бутылки из-под водки:
– Патрули побежали на площадь перед горкомом, – понял Джон, – в первые дни бунта сложно требовать от людей дисциплины. Но здесь первые дни станут и последними…
Станция пустовала. Железнодорожные служащие, напуганные вчерашней демонстрацией, судя по всему, решили не появляться на рабочих местах. Оглядываясь по сторонам, герцог услышал голос племянника:
– Дядя Джон, у меня есть немного денег… – пошарив по карманам, парень достал клеенчатое портмоне, – и у Маши тоже… – племянница, зардевшись, сунула руку за вырез темного платья официантки. Девушка вытащила на свет перетянутую резинкой трубочку купюр с профилем Ленина:
– Я откладывала из получки, дядя, на всякий случай… – герцог хмыкнул:
– Случай и наступил… – достав паспорт Мяги, он щелкнул зажигалкой, – только касса не работает, билетов на этой ветке не продают… – выглянув на голую платформу, он велел Генриху:
– Бери Машу, взбирайтесь на автодрезину… – герцог указал на темно-зеленый вагон, – как говорится, тише едешь, дальше будешь… – на слободской станции стояли служебные дрезины для осмотра и ремонта путей:
– Они работают на автомобильном двигателе. Электричество от линии отрубили вчера, – спокойно подумал Джон, – хорошо, что взрывчаткой начинили именно электровоз. Он все равно сейчас бесполезен… – одинокий локомотив торчал на путях немного поодаль от платформы. Генрих неуверенно спросил:
– Но как ее водить, дядя… – подожженный Джоном паспорт Мяги рассыпался легким пеплом. Прикурив папиросу, герцог отозвался:
– Так же, как и машину. Права у тебя есть, автомеханик Рабе… – он не хотел отдавать племяннику обрез. Патроны у Джона еще оставались: