– Это наша Марта, сомнений нет. Русские ее спасли, подобрали после крушения. Старшая Марта была права, катастрофа самолета Констанцы дело рук СССР. Но если так… – он постучал карандашом по бумаге, – то и сама Констанца может быть жива. Те, кто мертвы, живы… – он вспомнил завывание метели на плато семи скал:
– Я тоже видел галлюцинации, – вздохнул Джон, – и фон Рабе действительно оказался жив. Но это ерунда, на такое не стоит обращать внимания. Хотя русские могут держать младшую Марту в заложниках, шантажировать Констанцу ее жизнью… – он понимал, что их появление в Куйбышеве будет означать арест и немедленный расстрел для него самого:
– Журавлев не сломается, даже если я у него на глазах приставлю пистолет к виску Маши, – горько понял герцог, – речь идет о его собственной жизни. Он не отдаст мне Марту. Вместо этого он немедленно побежит в Комитет. И я не собираюсь менять Машу на Марту… – у Джона не поднялась бы рука оставить племянницу в СССР:
– Она сама никогда на такое не пойдет… – он искоса взглянул на девушку, – хотя, заведи я об этом речь, она бы согласилась. Она совестливая девушка, в своего отца… – по мнению Джона, Волк не отпустил бы дочь ни в какие обители:
– Да и не надо ей туда, – хмыкнул герцог, – она призналась, что хотела постричься и уйти в леса, ближе к границе. Она собиралась вырваться из СССР. Пусть учится, получает диплом, выходит замуж. За Мартой мы сюда еще вернемся… – герцог поправил себя:
– Кто-то другой вернется. Я выйду в отставку после дебрифинга, и уеду в Банбери. Буду выращивать розы и катать Полину на барже. Но Марту нельзя оставлять здесь, у нее есть брат, есть семья… – он так и сказал племяннице. Маша кивнула:
– Верно, дядя. Марте, наверное, никогда не откроют правды о ее родителях, то есть всей правды… – герцог подумал:
– Я тоже кое-что утаил от Маши, я не рассказываю ей всего о покойной Тони. Хотя, как говорится, пусть мертвые спокойно спят в своих могилах… – он хотел продумать операцию по вывозу Марты из СССР по дороге в Москву. Джон вскинул на плечо рюкзак:
– Присядем на дорожку, как у вас принято… – он поймал себя на том, что его акцент стал почти незаметен:
– Наловчился я здесь, – одобрительно подумал Джон, – хотя в больнице я больше мычал, чем говорил… – мать Пелагия ждала их на крыльце, с самодельной кошелкой:
– Здесь хлеб, – деловито сказала она, – мед в сотах, чаю я вам завернула. Иван Иванович… – она взглянула на Джона, – присматривайте за Марией, она девушка молодая. И семью найдите, сие дело святое…
По словам Маши, она честно призналась бывшей игуменье, что ее родные давно покинули СССР. Герцог кивнул:
– Непременно. Вам спасибо, матушка, за все… – пожилая женщина отмахнулась:
– Сие дело богоугодное. Будьте осторожны, антихристам на глаза не попадайтесь… – женщины обнялись, игуменья перекрестила Машу:
– С Богом, да хранит вас Иисус на пути вашем… – тучи разошлись, солнце блеснуло в подернутых ледком лужах. Джон с Машей хотели добраться на городском автобусе до окраины Новосибирска:
– Там сядем на автобус дальний, или проголосуем на шоссе, – заметил герцог, – в центре нам появляться не след… – лед хрустел под ногами, лицо обжигал холодный ветер. Пройдя через дворик, он обернулся. Игуменья не опускала руки, осеняя их крестным знамением:
– Как у Федора Петровича на мече сказано, – вспомнил Джон, – и да поможет нам Бог. Поможет, непременно… – помахав матери Пелагии, он забрал у племянницы кошелку:
– Пошли. Путь у нас впереди долгий… – нырнув в дырку в углу покосившегося забора, они исчезли из вида.
Отправляясь в театр, Саша Гурвич захватил с собой мощный цейсовский бинокль.
Заранее изучив зал, он выбрал для поста наблюдения ложу осветителя. Яркие прожекторы дышали жаром, однако Саша был уверен, что здесь его никто не заметит. Он не хотел появляться за кулисами, где Куколка, с другими участницами, готовилась, как говорилось в программе, к музыкальным подаркам народов советской Сибири. У маэстро Авербаха имелась персональная комната отдыха, однако Саша пока не собирался попадаться Моцарту на глаза:
– Береженого Бог бережет, – хмыкнул он, – вряд ли мои снимки оказались в руках британцев, но вдруг Викинг где-то видел мое фото, или получил мое описание… – насколько видел Саша, доктор Эйриксен, в хорошем сером костюме, при галстуке, рассеянно листал программу торжественного концерта, отпечатанную на двух языках.
Из партера убрали ряды кресел красного дерева, и настелили танцевальный пол. Джаз-оркестр Филармонии пока не занял свои места, но Саша помнил порядок танцев наизусть: