Величайшие загадки и тайны магии

Тем не менее интерес к сокровенным знаниям в русском народе сохранялся вплоть до XVIII века. В первой половине XVIII века появилась книга П. Крекшина «О зачатии и рождении великого государя императора Петра Первого» — фактически гороскоп Петра I.

В XVII веке интерес к колдовству усилился еще больше. Из архивных документов известно, что в Москве в это время жили две ворожейки. К ним приезжали даже боярские жены просить помощи от ревности или холодности мужей, а также советоваться о способах извести супруга.

Если в XVII веке в Западной Европе инквизиционные костры начали мало–помалу затухать, то в России репрессии следовали одна за другой.

Невеста царя Михаила Федоровича, Мария Хлопова, и невеста Алексея Михайловича, Ефимия Всеволожская, как свидетельствуют документы того времени, были испорчены злыми людьми, вероятно из зависти. По делу последней был сослан в Кириллов монастырь «под крепкое начало» крестьянин Мишка Иванов за чародейство и за наговор, от которого пострадала невеста.

Постановления против чародейства множились.

В Царской окружной грамоте 1648 года белгородскому воеводе Тимофею Федоровичу Бутурлину, между прочим, указывается: «…а иные прелестники мужского и женского пола в городах и уездах бывают со многим чародейством и волхованием; и многих людей там своим чародейством и волхованием прельщают и портят, а иные люди тех чародеев и волхвов и богомерзких баб, вдов к себе призывают и к малым детям, и те волхвы над большими и над младенцами чинят всякое бесовское волхование». Воеводе повелевалось принять самые широкие меры к оповещению населения относительно указа, воспрещающего «бесчинства и чародейства». При этом ослушника должны были в первый и во второй раз подвергнуть битию батогами, а ослушавшегося в третий и четвертый раз сослать в украинские города. Но, очевидно, ссылка в украинские города не искореняла зла, а лишь переносила его в другие места. Поэтому в феврале и апреле 1653 года опять последовали грозные указы на имя воевод в Карпове и Осколе. В первом повелевалось оповестить население, что «в польских и украинских и в уездах многие незнающие люди, забыв страх Божий и не памятуя смертного часа, и не чая себе за то вечные муки, держат отреченные и гадательные книги, и письма, и заговоры, и коренья, и отравы, и ходят к колдунам и ворожеям, и на гадальных книгах костьми ворожат, и теми кореньями, и отравы, и еретическими наговоры многих людей на смерть портят, и от той их порчи многие люди мучатся разными болезнями и помирают». Ввиду этого повелевалось, чтобы «впредь никаких богомерзких дел не держались и те бы отреченные и еретические книги, и письма, и заговоры, и гадательные книжки, и коренья, и отравы пожгли, и к ведунам и ворожеям не ходили и никакого ведовства не держались, и костьми и иным ничем не ворожили и людей не портили». Относительно тех, кто «от таких злых и богомерзких дел не отстанут», «…велено в струбах сжечь без всякой пощады и домы их велено разорить до основания, чтобы впредь такие злые люди и враги Божии и злые их дела николи нигде не воспоминулись».

Нередко кровавые процессы о ведовстве начинались по пустякам, по оговору, из личной мести или зависти. Так, в 1636 году кабацкий откупщик Сенька Иванов заявил на другого кабацкого откупщика Петрушку Митрофанова: «привез де тот Петрушка с поля коренье, неведомо какое, и сказал де тот Петрушка, от того де коренья будет у меня много пьяных людей». Немедленно коренье было принесено в съезжую избу, а «кабацкий откупщик Петрушка Митрофанов посажен в тюрьму». (Сахаров И., с. 14—15).

Также случалось, что гости, не в меру воспользовавшись гостеприимством хозяев, заболевали и считали в порядке вещей «клепать» на хозяев в порче. В 1653 году поп Василий бил челом, что «были де дети его Васильева Филька да Ивашка на монастыре… и игуменов де сын Аничка да успенский дьячок Ивашко поднесли детям его браги, и в браге де смешано неведомо какое отравленное зелье, и они, испивши той травы, стали вне ума».

Ведовство считалось общеопасным преступлением, поэтому дело, начатое по частной челобитной, уже не прекращалось, даже если заинтересованное лицо подавало заявление о его прекращении. Правительство в каждом отдельном случае брало в свои руки ведовской процесс не потому, что хотело прийти на помощь частному лицу, а в расчете раскрыть целую организацию, бросить в костер всех колдунов данной местности. И неудивительно, что к делу привлекалось множество людей. Так, в 1630 году по делу ворожейки–татарки было привлечено 36 человек, а по делу Умая Шамордина в 1664 году было допрошено 1452 жителя города Сумы.

Суровые наказания, которыми сопровождалась вера в колдовство, начали ослабевать после реформ Петра I.

Тем не менее судебные процессы о колдовстве не прекращались и в XVIII веке. Правда, отношение к колдовству было уже иное;

это обычно иски отдельных лиц. Трагические последствия таких процессов становятся реже.