– Да всё, считайте, и выяснил. Теперь как скажете – можно живьём брать, можно на блесне поводить, если нужно. Меня что больше всего удивляет – он ведь и там и там одновременно живёт. Как думаете, по какой причине?
– А что думать. Пока ты свой сыск вёл, я напрямую с Замком поговорил, молодость вспомнил. Как он меня в сорок первом на фронт провожал… – Глаза Воронцова подёрнулись грустновато-мечтательной дымкой. И не столько отъезд на фронт на броневичке он вспомнил, как первую встречу с Натальей через толстое стекло экрана. – Он мне Сарториуса и
– Ещё бы. – Фёст скривился, вспомнив, как пришлось тогда по Москве под пулями побегать.
– Однако талант не отнимешь, не отнимешь… Может, тебя вместо Мятлева в министры ГБ двинуть?
– Увольте, Дмитрий Сергеевич. Я лучше по-прежнему, в частном порядке. Да, кстати, Сарториус же подождёт. В ближайшие сутки точно никуда не денется. Кроме того, с ним «с лёгким сердцем» разговаривать желательно, так думаю. А мне другую проблему решить не терпится, и с сердцем по-любому тяжёлым… Поприсутствуете?
Воронцов посмотрел на Вадима повнимательнее. Да, кажется, парень нешуточно
Дмитрий сделал понимающее лицо.
– Отчего же нет, если обещаешь, что интересно будет. Мне перейти?
– Переходите, конечно, чего уж… У нас после разговора с Сарториусом другие возможности появятся, не такие рисковые…
– Да они и сейчас есть, – продолжил Воронцов, и, не включая привычной рамочки вокруг превращаемого из «окна» в «дверь» экрана, просто шагнул вперёд, словно через полосу разделяющего их тумана. Фёст мельком успел увидеть за спиной адмирала обстановку его кабинета и вот – нет ничего. Воронцов стоит рядом с ним, а позади – полки с аппаратурой и бессмысленно мерцающее бельмо экрана.
– Видишь, и так можно, если Замок разрешает. Твой Сарториус этой же схемой пользуется. Так как – здесь говорить будешь, или в комнаты пойдём?
– Лучше бы в комнаты. В кабинет Шульгина…
В кабинете Фёст указал Воронцову на кресло за письменным столом.
– Сюда садитесь. Я – рядом. Трибунал у нас будет. Выездное заседание…
– Во как! А третий? Без третьего члена нельзя, – вспомнил Дмитрий петровское ещё «Уложение».
– Будут.
– А судить кого? – Воронцов насторожился. Уж не поехала ли крыша у «кандидата». Гражданских с улицы он вряд ли хватать станет, а из тех, кто в его окружении… Кроме как на валькирий у него власти не хватит.
– Так, волонтёра одного, – неприятно дёрнул щекой Вадим, и Воронцов узнал ещё одну характерную примету Шульгина. Да, многому Сашка успел за три года парня научить. Про аналога-Секонда всё время речь, а аналог вот где – поколением позже появился, шульгинский, естественно. Не получилось у него сына родить и воспитать, на Ляхова всё
Фёст закурил, потом позвонил в настольный серебряный колокольчик, как в девятнадцатом веке принято было.
Почти сразу же появилась Людмила в
– Волович в квартире? – непривычно жёстким голосом спросил Вадим.
– У себя был. А что?
– Второе – лишнее. Переоденься в форму, Герта пусть тоже. Будете готовы –
Вяземская сделала большие глаза.
– Что-то не так? – Она подумала, что поведение Вадима связано с проведённым ею с Гертой допросом.
– Выполняйте, капитан!
Воронцов видел, что Ляхов сам себя
Людмила исчезла, тоже весьма озадаченная.
Фёст достал с барной полки книжного шкафа бутылку французского коньяка. Дмитрий подумал, что он сейчас нальёт, но Вадим не сделал нужного движения. Просто пояснил:
– У французов перед гильотиной рюмку наливают и закурить дают.
В подтверждение раскрыл настольную коробку на сотню папирос, развернул её «от себя».
– Что-то серьёзное ты затеваешь, – демонстрируя непричастность, заметил Воронцов.
– Сообразно обстоятельствам…
Через три минуты дверь без стука распахнулась и Людмила с Гертой, в строевой форме офицеров здешней армии, вошли, деликатно подталкивая перед собой Воловича. Несколько заспанного.
– О, Вадим, привет! – деланно-радостно возопил тот, увидев на столе бутылку, но испытывая в то же время смутную тревогу. Пока ничего конкретного, но при наличии совести, грязной, как недельная портянка, подсознательно всего остерегаешься. Даже и предложения разделить дружеское застолье.