Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны

Фёсту было сейчас очень приятно смотреть на адмирала. Он словно помолодел лет на десять, и в глазах мелькали столь редко там последнее время появляющиеся чёртики. Явно только что высказанная им идея ему самому нравилась. А главное – она должна была осуществляться в пространстве «реальных возможностей», без привлечения каких-то потусторонних сил. Клинок против клинка, и ничего больше.

Не раз Фёста удивляла избранная Воронцовым позиция. Не то чтобы «над схваткой», а как бы немного «сбоку». Он понимал, конечно, что Дмитрий – человек несколько другого типа, чем остальные «братья». И по воспитанию, и по отношению ко всей этой истории с агграми и форзейлями вообще.

То, что он придумал «Валгаллу» в качестве особой, в своём роде экстерриториальной базы «Братства» уже сыграло и будет дальше играть свою и стабилизирующую, и морально укрепляющую роль. Но самому вечно изображать «Летучего голландца», который уже год скитаться по морям вроде бы и без цели, воплощая собой мэхэновскую теорию «Fleet in being»[179] – должно было бы уже и надоесть. Впрочем, ведь никто точно не знает – чем именно занимается Воронцов в те промежутки времени, когда он предоставлен самому себе, имея в своём распоряжении всю техническую базу «Братства», да ещё и какие-то свои личные отношения с Замком, наверняка существующие, хотя бы потому, что рядом с ним всегда жена Наталья Андреевна, тоже ведь по сути являющаяся неким подобием Арчибальда…

Фёст поймал себя на том, что сейчас уподобился деятелям сталинского, и не только сталинского времени, с глубоким подозрением относившимся ко всем, кто «был в плену, на оккупированной территории, за границей». Причём не важно, по какой причине человек за этой границей побывал, в качестве эмигранта или в служебной командировке по линии даже и самого НКВД. Штирлица вон тоже после войны посадили, может быть, даже и правильно. Мало ли, что ты там какие-то задания руководства выполнил, главное – ты двадцать лет в РСХА работал, до штандартенфюрера дослужился, то есть, по сути, фашист похуже какого-нибудь полицая с тремя классами образования.

И не в том дело, что Ляхов подозревал старшего товарища в каких-то неблаговидных деяниях или интригах – ему просто хотелось знать о нём как можно больше, в том числе и об «обратной стороне Луны».

И вот теперь вроде Дмитрий Сергеевич решил тряхнуть стариной, лично поучаствовать в новом непростом деле. Как раз ему по уму и характеру. Никому при этом до конца не раскрыв своих планов.

Вообще открытие Фёста, подкреплённое полученной из Замка подробной и точной информацией, – именины сердца для конспирологов всех мастей, если бы они о нём узнали, конечно. Оно отвечало запросам и теоретическим построениям кого угодно – поклонников теории заговора «сионских мудрецов», адептов возрождения ордена розенкрейцеров или тамплиеров, и более рациональных сторонников абстрактно понимаемой, воплощающей все непознанные нюансы политической истории «мировой закулисы».

Даже коммунисты обрадовались бы, получив подтверждение марксистско-ленинской теории об империализме, как высшей стадии капитализма, загнивающего, катящегося в пропасть и так далее. Но, самое интересное – так оно и было на самом деле. То есть вся деятельность организации господина Сарториуса, представлявшей (наряду с «Хантер-клубом») ещё как минимум два тайных нервных узла пресловутой, существующей в разных видах чуть ли не от начала времён «Системы» (глиняные таблички с докладными её агентов найдены даже при раскопках таинственного города Ур), была развёрнутым ответом на вопрос: «А что делать дальше?» И каждая историческая эпоха, каждый фазовый переход приносили на него новый ответ.

В шестидесятые годы у думающих студентов, успевших на первом-втором курсах овладеть основами диалектики, был очень в ходу вопросик, позволявший капитально отвлечь преподавателей от темы очередного семинара: «А что будет после коммунизма?» Вопрос, инспирированный не какими-нибудь «западными голосами», а лично Никитой Сергеевичем, только что объявившим дату наступления означенной формации, как бы и окончательной, поскольку о каких-то других только Ефремов смутно намекал в «Туманности Андромеды». Так что тогдашние советские студенты, хоть и валяли дурака, но сильно предвосхитили господина Фукуяму с его «Концом истории».

С коммунизмом разрешилось как-то само собой, остался империализм, и вопрос теперь касался уже его исторической судьбы.