Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь

Цезарь, столь дискредитированный и ослабленный, мог ли отважиться прибегнуть к насилию? Такая смелость могла быть только у безумца. Напротив, он тогда дал самое чудесное доказательство гибкости своего ума, ведя одновременно в Галлии дикую опустошительную войну, требовавшую почти бешеной энергии, и постепенно плетя в Италии интригу, чтобы при помощи ловких изворотов, ничего не порвав, избавиться от конституционных затруднений, в которые он мало-помалу позволил себя втянуть. Несомненно, что его положение нельзя было защищать с чисто конституционной и юридической точек зрения. Можно было утверждать, что народ, предоставляя ему привилегию заочного избрания, тем самым продлевал ему командование до 48 года, потому что в противном случае привилегия не имела бы никакого смысла; но софизм был очевиден, и противники могли отвечать, что привилегия была ему предоставлена на тот случай, если его присутствие в Галлии потребуется в течение всего 49 года. Теперь для успокоения общественного мнения, озабоченного продолжающейся войной, он был вынужден утверждать, что завоевание Галлии окончено. А консерваторы выводили из этого утверждения строго логическое следствие, что, значит, нет более необходимости в продолжении командования Цезаря и что, следовательно, привилегия не имеет более своего основания. Цезарь понимал, что лучше всего было бы выиграть время, заставить отложить назначение своего преемника, которое должно было происходить 1 марта 50 года, не употребляя при том ни насилия, ни скандальных средств, которые могли бы вызвать негодование публики, и даже не обращаясь к старому средству, которым столько злоупотребляли, — вмешательству трибунов. После последних заявлений Помпея это средство было небезопасно. Еще раз нужно было сбить с толку своих врагов неожиданной, гениальной и отважной комбинацией. И его неистощимый мозг должен был найти эту столь трудную комбинацию, самую неожиданную и самую отважную из всех тех, которые он изобретал до сих пор. Он сделал своим орудием своего ожесточенного врага Куриона, умного и образованного молодого человека, великого оратора и писателя, но обремененного долгами, развратного, жаждущего заставить говорить о себе, циничного, бессовестного, этого поистине «беспутного гения»,[397]как определил его один древний писатель, хорошо изобразивший гениальную испорченность старой римской знати.

Сделка с Курионом

Предложив заплатить его долги и дать ему крупные денежные суммы, Оппий привлек его к партии Цезаря, и они тайно согласились, что Курион, все еще оставаясь для вида врагом Цезаря, запутает положение вещей так, что 1 марта не будет голосования по вопросу о командовании в Галлии.[398]

Как в 59 году Цезарь старался скрыть свой союз с Крассом и Помпеем, точно так же он хотел и теперь скрыть свою игру, чтобы не раздражать общество новым подкупом, более смелым, чем все предшествовавшие, и чтобы лучше захватить врасплох своих противников. Курион вначале должен был один, как сделал это Цезарь для Красса в 65 году, подвергнуться опасности интриг, необходимых для достижения цели. Притворяться, впрочем, было легко, потому что общество не могло даже предполагать примирения двух людей, чья вражда была так стара.

Необычайная хитрость

Едва вступив в должность, Курион изумил всех, предложив различные законы, из которых одни должны были не понравиться консерваторам, а другие — народной партии. Естественно, были найдены многочисленные предлоги, чтобы откладывать их обсуждение в продолжение двух первых месяцев года, т. е. до начала марта.[399]Курион не возражал, но с приближением марта в качестве понтифика предложил вставить между 23 и 24 февраля месяц меркедоний, который, по древнему обычаю, следовало прибавлять каждый третий год, чтобы согласовать календарь с движением солнца. Таким образом, говорил он, будет достаточно времени для обсуждения его предложений ранее марта, назначенного для обсуждения вопроса о провинциях. Но это предложение о добавочном месяце не «мело успеха. Он притворился тогда негодующим на консервативную партию и предложил два очень популярных закона о дорогах и о цене на хлеб.[400]

Необходимость обсудить эти законы была хорошим предлогом для консула Луция Эмилия Павла, председательствовавшего в это время в сенате и бывшего другом Цезаря, отложить обсуждение вопроса о провинциях.[401]Цезарь, таким образом, достиг своей цели благодаря непонятному вмешательству одного из своих врагов; следовательно, никто не мог упрекать его в этом.

Первый слух о гражданской войне