Кромвель по своему обыкновению сделал вид, что происшедшее является для него полной неожиданностью. В действительности он, разумеется, был обо всем достаточно осведомлен, в том числе и о замышлявшемся офицерами «самороспуске» парламента «святых». Характерно, что впоследствии он не находил слов, чтобы изобразить ту опасность, в которой, по его мнению, находилась Англия собственников: «Если кто-либо имел 12 коров, конвент (т. е. „Малый парламент“) полагал, что он должен поделиться с соседом, не имевшим ни одной. Кто мог бы назвать что-либо своим, если бы эти люди продолжали хозяйничать в стране?» Но что же в таком случае означали слова Кромвеля об «использовании всех возможных и законных средств, чтобы нация могла пожинать плоды пролитой крови и потраченных средств»? Очевидно, все дело в том, что в понятие «нация, пожинающая плоды» Кромвель не включал «бедных», или, что то же, под «плодами» он вероятнее всего имел в виду только такие «реформы», которые не затрагивали существующий «баланс» собственности, т. е. систему лендлордизма.
Теперь инициатива в политическом «устроении» страны целиком перешла к офицерам во главе с Ламбертом. Выработанная ими конституция, известная под названием «Орудие правления», была нацелена на сосредоточение исполнительной власти в одном лице. В соответствии с ней 16 декабря 1653 г. Кромвель был провозглашен Лордом-Протектором Англии. В стране устанавливался режим единоличной власти. В речи после церемонии принесения присяги Кромвель обещал править таким образом, чтобы «Евангелие могло цвести в его полном блеске и чистоте, а народ мог пользоваться своими справедливыми правами и собственностью». Таков финал. Кромвель-революционер объявил себя Констеблем Англии собственников.
С позиции историков, как роялистов, так и «республиканцев», Кромвель «наконец сбросил маску». Он достиг цели, к которой будто бы шел если не с самого начала гражданской войны, то по крайней мере со времени казни короля и затем разгона «охвостья». Думается, что в действительности скорее объективное развитие событий — от революции к контрреволюции — привело ее к концу 1653 г. к подобному исходу: страх перед устремлениями народных низов оказался у грандов сильнее желания реформ. Сама невозможность конституирования «свободно избранного» парламента в условиях непрекращающихся роялистских заговоров и роста массового недовольства политикой Республики, с одной стороны, и все более откровенный социальный консерватизм джентри, проявлявшийся Кромвелем и его окружением, о чем свидетельствовал горький для них опыт «Малого парламента», — с другой, позволяют понять причины отказа правящей офицерской верхушки даже от чисто внешних атрибутов республиканизма и пойти на установление режима Протектората. Другого в тех условиях просто не было дано. Кромвель — прославленный полководец гражданских и внешних войн страны, единственный человек, само имя которого обеспечивало послушание армии и держало в страхе врагов, — оказался в данных условиях «естественным» правителем страны.
Как мы помним, Кромвель никогда не был убежденным республиканцем. Еще в декабре 1651 г. на совещании у спикера палаты Лентала он заявлял: «Мы должны рассмотреть, будет ли республика или смешанная (т. е. конституционная. —
Он был искренен, когда заявлял первому парламенту Протектората: «Я не призвал самого себя на это место». Хотя для народных низов революция закончилась разгромом левеллеров, для Кромвеля же она закончилась «неудачей» парламента «святых». Вместе с ним он потерпел поражение в своем главном стремлении — «реформировать Англию», не затрагивая привилегий и интересов классов-союзников, т. е. Англии собственников. В этом заключался стержень его политического идеала на том отрезке революции, когда на первый план выдвинулась задача юридического и политического закрепления ее результатов.