Великая английская революция в портретах ее деятелей

Ответ оппозиции был однозначен: верховная власть принадлежит не королю вне парламента, а королю в парламенте

, т. е. получившему поддержку обеих палат. Яков I, как мы видели, наоборот, в соответствии со своей доктриной абсолютной власти короля считал своим «бесспорным» правом обходиться в обоих случаях без «совета» парламента и, более того, подтвердил эту доктрину на практике, не созвав после роспуска парламента в 1611 г. (если не считать безрезультатного и краткосрочного парламента 1614 г.) вплоть до 1621 г. ни одного парламента. Это была по существу новая для Англии форма абсолютной монархии, которая имитировала «французский образец».

Однако в 1621 г. Якову I все же пришлось созвать парламент из-за финансовых трудностей двора. Неэффективная налоговая система, сопротивление графств, недообложение многих доходов, отсутствие независимых от местных властей королевских агентов, с одной стороны, и мотовство двора — с другой, не обеспечивали короне финансовую независимость от парламента. В ответ на обращение короля за поддержкой палата общин подвергла острой критике деятельность правительства, и прежде всего систему монополий. Однако особой остроты конфликт с короной достиг, когда речь зашла об испанском браке принца Уэльского Карла.

Как мы убедились, с этим вопросом были связаны весьма животрепещущие экономические, политические и религиозные интересы широких слоев английского общества. В ответ на петицию парламента, содержавшую резкие выпады против системы монополий во внутренней политике и против сближения с Испанией — во внешней, а также требования мер для защиты «истинной религии», Яков I снова развил уже знакомую нам теорию, согласно которой права и вольности парламента являются не ее «наследственным достоянием», а «актом королевской милости», которой он может быть в любой момент лишен. Когда же палата общин, протестуя против подобного толкования ее прав и привилегий, заявила, что обсуждение всех вопросов, касающихся короны, государства, защиты религии, — ее «старинное и неотъемлемое право», король на заседании Тайного совета и в присутствии наследника престола собственноручно вырвал текст меморандума из журнала палаты общин, с тем чтобы устранить возможность использования его «двусмысленных выражений» в будущем в качестве прецедента. Естественно, что парламент был тотчас же распущен.

Однако в 1624 г. Яков I был вынужден снова созвать парламент. Теперь, после провала испанского брака, король, оказавшийся в безвыходном финансовом положении (Лондон ему отказывал в дальнейших займах, в результате торгового кризиса сократились доходы от пошлин), на сей раз «просил» «свободных и искренних советов» от обеих палат. Палату общин об этом не пришлось долго просить. На этот раз Яков I выслушал весьма горькие упреки оппозиции, в которых как бы суммировались все нелепости его внутренней и внешней политики, в частности он дал согласие на решение парламента уничтожить монополию купцов-авантюристов, объявив свободный вывоз из страны крашеных и отделанных сукон. Однако, как только он получил от парламента долгожданные «субсидии» (так именовались вотированные им налоги), тотчас же обнаружилась привычная для политики Стюартов «двойная игра»: спустя лишь несколько месяцев после обещаний Якова I не заключать без ведома и согласия парламента договоров с иностранными государствами он, не колеблясь, заключил секретное соглашение с Францией о браке принца Уэльского Карла и Генриетты-Марии. В результате вопреки требованиям парламента Англия — протестантская страна — должна была получить королеву-католичку, двор которой стал центром католических интриг.

Конфликт между королем и парламентом разгорелся с новой силой в первые же годы правления Карла I и достиг своего апогея в связи с подачей палатой общин королю знаменитой «Петиции о праве» (1628 г.). Приняв петицию и дав сперва на нее положительный ответ, король вскоре прервал сессию парламента, мотивируя этот акт «неприемлемым для королевской прерогативы» содержанием «Петиции». В ней обращает на себя внимание историка одна важная особенность революционной идеологии XVII–XVIII веков — иллюзорная «древность прав и свобод», которые оппозиция отстаивала в противовес абсолютистским притязаниям короны. Так, составители «Петиции о праве», ссылаясь на Великую хартию вольностей (и толкуя, мягко говоря, новаторски, в духе современного им положения вещей, этот сугубо феодальный по содержанию документ), оказывались в положении толкователей прошлого с позиций желаемого в настоящем, проще говоря — творцов исторических мифов, посредством которых юристы оппозиции обосновывали революционные по сути притязания парламента ссылками на «исконные» и «преемственные» привилегии. Естественно, что в этом свете устремления и действия короны, наоборот, оказывались «узурпацией», «неслыханным нововведением», «нарушением древней конституции» страны. Для иллюстрации того, какую роль играло осовременивание истории в аргументах оппозиции, приведем лишь два примера.