О том, что это заключение имеет под собой реальную историческую почву, свидетельствует судьба заключенного в Тауэре Страффорда. Известно, что Карл I под «честное королевское слово» гарантировал ему личную безопасность и имущественную неприкосновенность, — «слово», данное в надежде на то, что палата лордов окажется с ним заодно. Однако, когда палата общин убедилась в том, что король в расчетах на лордов не ошибся, она заменила процедуру импичмента (при котором палата лордов становится судебным трибуналом) принятием билля об измене, на основе которого судебное разбирательство заменяется прямой и скорой процедурой голосования. Когда же этот билль был передан на утверждение королю, то его явному нежеланию (в нарушение данного слова!) отправить своего преданного советника на плаху положила конец именно многотысячная толпа вооруженных лондонцев, буквально осадивших Уайтхолл. В этих условиях Карлу I ничего не оставалось, как «уступить» воле парламента, а в действительности воле восставших лондонских низов, и 6 апреля 1641 г. Страффорд был казнен.
Теперь парламент проявил щедрость — в королевской казне появились средства для оплаты и роспуска по домам стоявших на севере страны двух армий — шотландцев и англичан. До этой грани в палате общин существовало относительное единодушие. Однако обсуждение в парламенте двух документов — «Петиции о корнях и ветвях» и «Великой ремонстрации» — обнаружило, сколь глубоки были расхождения позиций в самой палате общин и сколь близка она была к расколу, как только заходила речь о переменах, выходящих за пределы непосредственной угрозы существованию самого парламента. «Петиция о корнях и ветвях» была подана в парламент от имени жителей Лондона, Мидлсекса и других графств и продиктована страхом перед «католической опасностью» вне и внутри страны. Внутри, указывалось в ней, эта угроза исходит от прелатов — архиепископов и епископов, проникнутых тенденциями, близкими к католицизму. Петиция обрушивалась на «ленивых, распущенных и невежественных» англиканских священников, не проповедующих «божьей правды», т. е. учения о предопределении.
За этой риторикой скрывалась несомненная истина — высшее англиканское духовенство поддерживало абсолютистские притязания короля, отсюда требование изгнать этих «членов антихристова клана» из лона церкви. Когда в начале 1641 г. парламент приступил к обсуждению этой петиции, а вслед за ней и билля «О корнях и ветвях», обнаружилось, сколь значительны несогласия между крупными лендлордами и городскими толстосумами, с одной стороны, и джентри и средними слоями бюргерства — с другой.
Первые пуще огня боялись торжества принципа «равенства и самоуправления», который должен был бы восторжествовать в церкви в случае уничтожения ее епископального устройства. Так, сэр Эдмунд Уоллер заявил: «Наши законы и современное церковное устройство перемешаны, как вино и вода. Я смотрю на епископат как на внешнее укрепление… и говорю себе, что если оно будет разрушено народом, то будет разоблачена та тайна, что мы ни в чем не можем ему отказать». Отсюда он делал вывод, вполне согласующийся с логикой собственнических классов: в случае уничтожения епископата «мы должны будем взять на себя тяжелый труд защиты нашей собственности (от притязаний бедных), подобно тому как мы ее недавно отстаивали от притязаний короля». И билль на данной стадии его обсуждения был отвергнут.
Второй из названных документов, так называемая «Великая ремонстрация», — результат деятельности специального парламентского комитета [53]
, назначенного для рассмотрения положения королевства. Обсуждение «Ремонстрации» в парламенте проходило в крайне напряженной обстановке острых трений как между королем и парламентом, так и внутри самого парламента. Причины такого развития событий лежали на поверхности. Во-первых, король предпринял поездку в Шотландию, надеясь превратить своих недавних врагов в союзников и в оплот против мятежной столицы или по крайней мере обеспечить свой тыл с севера на случай возникновения гражданской войны. С этой целью Карл I признал незыблемость пресвитерианского церковного устройства Шотландии. Этот маневр короля не на шутку взволновал лидеров парламентской оппозиции во главе с джентльменом из Сомерсета Джоном Пимом [54]. В Шотландию были немедленно направлены уполномоченные парламента, которые должны были «сопровождать» короля и своевременно информировать парламент о всех его политических шагах.