Великая армия Наполеона в Бородинском сражении

Еще в день сражения, поздним вечером, когда старшему другу Ромёфа генералу Дюма удалось покинуть палатку императора, он немедленно отправился в главный амбуланс, где ему, вероятно, сообщили о местонахождении его товарища. Дюма отправился в деревню, находившуюся «приблизительно в полулье от поля битвы», и нашел там умирающего. «Ромёф, уже сильно ослабевший, показал мне гарду своей шпаги, которую ядро сплющило на его бедре: контузия была страшной; мой обожаемый друг сохранял присутствие духа, но хирурги не оставляли никакой надежды; он умер немного позже того, как я его покинул. Я сказал также последнее «прощай» храброму Монбрёну, который умер под той же крышей». Подробнее о характере раны Ромёфа пишет Ларрей. Он не смог посетить раненого в день битвы и отправился к нему только на следующий день. Ядро, как свидетельствовал главный хирург, поразило генерала в правое бедро и в область поясницы и, как ни странно, не оставило никакого следа снаружи его тела. Ларрей сделал разрез кожи в месте удара и открыл «пространство внутреннего поражения. Мышцы были разорваны и превращены в кашу, тазобедренная кость и поясничные кости поломаны. Представьте, каким было сотрясение, если внутренние органы низа живота были перемешаны. Генерал Ромёф умер той же ночью»[2013].

Понемногу приходил в себя после контузий Даву. Правда, на следующий день в письме к жене маршал уверял ее, что контузии были незначительные. Но из следующего письма, помеченного 20 сентября, узнаем, что дня через два или три маршал если и мог ехать на лошади, то с большим трудом[2014].

Бок о бок с солдатами Даву бивакировали вестфальцы 8-го корпуса. «Сражение выиграно, – записал в 8 часов вечера 7 сентября Лоссберг. – Мы сражались до наступления темноты, и, вследствие некоторых передвижений, нам придется ночевать в получасе хода влево, на местности, которую русские обороняли целый день…» «Куда и в каком состоянии отступили русские, – тревожно продолжает он, – нам совершенно неизвестно». На следующий день Лоссберг описал события предшествующей ночи: «Прошедшая ночь была отвратительна; как я ни устал, все же я не мог закрыть глаз благодаря раненым, лежащим по всем окружающим кустам. Многие из них были убраны людьми оставшихся на поле сражения корпусов. В настоящее время принесли русского офицера, найденного гренадерами моего батальона; я дал ему чашку кофе, которая, вероятно, будет последней, т. к. полковой врач уверяет, что ему остается жить лишь несколько часов. Он красивый, крепкого сложения, молодой человек, но не говорит ни на немецком, ни на французском; меня очень обрадовало, что гренадеры мои не взяли у него ни денег, ни шарфа, когда же я их похвалил за это, они мне ответили: “Кто знает, каково нам еще будет в этой стране?”»[2015]

Подобно вестфальцам, недалеко от Утицкого леса провели ночь кирасиры 1-го кавалерийского корпуса Нансути. Тирион из 2-го кирасирского вспоминал, что люди и лошади изнемогали от усталости и голода. «Мы стали биваком на самом поле сражения. И печальная же была пища для наших коней!.. Что могли они найти на местности, на которой в течение 3 суток толпилось 300 000 лошадей!.. Тяжелая ночь эта прошла, наши лошади поели древесных листьев, мы – конины, в которой не было недостатка, и, скажу больше, никогда еще ни одна баталия не была столь богато снабжена мясом»[2016].

Те кавалерийские части, которым пришлось сражаться в районе Курганной высоты (2, 3 и 4-го кавалерийских корпусов), были отведены в тыл. Так, бригада Тильмана, когда уже совсем стемнело, получила приказ покинуть позицию у «большого редута» и отойти на то место, где был бивак в предшествующую ночь. Утомленные, голодные и подавленные, возвращались оставшиеся в живых саксонцы к Шевардинскому редуту. Пока они двигались по полю, слева и справа из темноты до них доносились крики раненых с мольбой о помощи. Что касается раненых из бригады Тильмана, то часть их была размещена у опушки леса рядом с биваком, а большая часть осталась на поле боя, и только на следующий день оставшихся в живых забрали их товарищи[2017].

Карабинеры Дефранса к Шевардинскому редуту не возвратились. Пройдя кустарник за «большим редутом», они расположились у него в тылу. Ночь показалась очень долгой. Всадники провели ее под дождем, среди своих лошадей, не имея возможности найти ни охапки сена или соломы. Особенно плохо было тем карабинерам, которым было приказано всю ночь оставаться возле «редута». Только на следующий день стали подсчитывать потери и делать смотр оставшимся в живых[2018]

.

Дивизия Ватье, возможно, расположилась биваком не так далеко от карабинеров. Кавалеристы Пажоля, простояв всю вторую половину дня у Семеновского ручья, там же и заночевали[2019].