Великая армия Наполеона в Бородинском сражении

Примерно через час Наполеон вновь, сопровождаемый штабом, продолжил объезд поля сражения[2051]. Бывший с ним в этой поездке Боссе видел, что «русские полки целыми рядами лежали распростертыми на окровавленной земле и этим свидетельствовали, что они предпочли лучше умереть, чем отступить хоть на один шаг»[2052]. Иногда Наполеон приказывал определить, чем именно были убиты солдаты и какие части были на том или ином участке фронта. Император пытался точно понять, как действовали русские войска и сколько они могли потерять. Общим мнением было, что по всей линии в общем на одного убитого француза приходилось три, а то и более русских. Кастелан, например, уверял, что «было 6 мертвых русских против одного француза»

[2053]. В 18-м бюллетене, написанном рукой Наполеона, значилось: «Из 6 трупов было по одному французу и 5 русских»[2054]. «…Я сам насчитал 20 мертвых русских на одного француза», – написал офицер 25-го линейного Паради[2055]

.

Участник этой поездки адъютант Нарбонна Кастелан записал в своем дневнике впечатления об увиденном: в одном месте тремя рядами мертвых и умирающих четко были обозначены каре русской гвардейской пехоты. Наряду с предварительным подсчетом потерь Наполеон, как и во время первой поездки, продолжал проявлять заботу о раненых. Кастелан оставил нам историю, как один из наполеоновских солдат, раненный в голову, подбежал к императору с просьбой сделать ему перевязку. Наполеон, приказав дать ему водки и сделать перевязку, спросил, из какой тот страны. «Из Флоренции», – был ответ. Кастелан, слышавший это, неожиданно для себя был поражен мыслью о странности судьбы, которая привела флорентийца умирать в качестве французского конскрипта под стены Москвы. Между тем хирург императора барон Ивон с недовольным видом слез с лошади и сделал солдату перевязку. Догнав через несколько минут Наполеона и свиту, он пожаловался на то, что император уже истратил на раненых весь запас корпии, предназначенный для него самого[2056]. Но как это могло помочь такому количеству раненых?

Напомним, что, согласно только неполным данным Деннье, Великая армия потеряла в Бородинском сражении 21 453 ранеными. Если даже принять во внимание большое количество легкораненых, все же трудно представить, как медицинская служба, испытывавшая нужду во всем уже в Вильно и Смоленске, могла помочь такому числу нуждающихся.

Хирурги, оперировавшие в те дни и ночи, невольно отмечали, что почти все раненые французы «обнаруживали спокойствие и терпение, и многие умирали от тяжелых пушечных ран, прежде чем очередь перевязки доходила до них» (Роос). «Наоборот, вестфалец, – отмечал Роос, – лишившийся правой руки, ругался и проклинал Наполеона и его брата и жалел, что не сможет отомстить»[2057].

Но, пожалуй, то, как вели себя русские раненые, удивляло и французов. «Никто не проявляет большего стоицизма, чем покинутый русский солдат. Если он не волочится в поисках помощи, он заворачивается в свою шинель и встречает смерть безропотно», – писал капитан пеших гренадеров Старой гвардии Фантен дез Одар[2058]. Массы искалеченных и окровавленных русских скапливались в оврагах, пытаясь хоть как-то укрыться от пронизывающего ветра. Особенно много их скопилось в овраге за батареей Раевского (во второй половине дня их видел там Дюмонсо, проезжая на Новую Смоленскую дорогу). Они ни о чем не просили и, ни на кого не надеясь, кроме как на Бога, сжимали в руках крестики или нательные иконки, тихо шепча молитвы. Так, один наполеоновский офицер, найдя в воронке от снаряда раненого унтер-офицера русской артиллерии, привел к нему врача Рооса. «…Сам русский относился к ране безразлично, но обнаруживал сильное присутствие духа, мужественно перенося мучения». Раненый был обречен. Все, что офицер и Роос могли сделать, – это накрыть его плащом, «обещав навестить его рано утром»[2059]

. Другой офицер-француз императорской гвардии Вьонне де Марингоне оставил для раненых, среди которых было много русских, костер, который разожгли для него солдаты. Топливо на поле боя было таким дефицитом, что поступок офицера можно назвать самоотверженным. С одним из раненых русских Вьонне де Марингоне пытался говорить. Это был русский сержант с оторванными ногами, который не только был свидетелем свидания в Тильзите, но и пленником во Франции[2060]. Но что в целом могли сделать французы, чтобы помочь русским раненым, когда не хватало самого необходимого и для своих?! Гриуа прямо свидетельствует, что амбулансы оказывали предпочтение французам[2061].