Великая армия Наполеона в Бородинском сражении

Французам, по-видимому, удалось только несколько оттеснить русские войска (французская пехота на всю ночь осталась под ружьем). Злые языки говорили, что столь ожесточенный, но, в сущности, бесполезный для французов бой авангард Мюрата вел только ради того, чтобы захватить «очень приятное шато, которое весьма подходило для Неаполитанского короля» и который хотел там заночевать[2084]. Как бы то ни было, ночевка действительно состоялась в Крымском.

Когда французы вступили в Можайск 9 сентября, он являл собой страшное зрелище. Помимо того, что часть домов уже сгорела или была полуразрушена, многие здания были переполнены русскими ранеными. Множество раненых и мертвых покрывало площадь Можайска; некоторые раненые еще брели и ползли вдоль улиц, ища хоть какую-нибудь помощь. Их было, по разным данным, от 6 до 10 тыс. человек[2085]. Ларрей сделал все, что было в его силах, чтобы облегчить участь обреченных. С помощью солдат императорской гвардии он организовал раздачу воды и небольшого количества сухарей. Все неперевязанные раненые были перевязаны. Так как еще живые лежали вперемешку с мертвыми, тела умерших были удалены – их пришлось выбрасывать прямо в окна[2086]

. Ужас ситуации усугублялся тем, что в Можайск стали прибывать раненые французы, и их тоже надо было разместить в домах и оказать помощь. Хотя часть русских раненых оставили в домах, многих из них стащили в сады и огороды, где они были брошены на произвол судьбы и могли есть только капусту, росшую там, и мясо своих умерших товарищей![2087]

Наполеон въехал в Можайск 9 сентября в середине дня. Каменный купеческий дом, выходивший фасадом на площадь, возле спуска с крутой горы, на которой высился недостроенный Никольский собор, был немедленно приспособлен под Главную квартиру императора. Хотя дом был либо не достроен, либо уже разорен проходившими войсками, он был, по крайней мере, лучше палатки, в которой Наполеон провел четыре холодные и дождливые ночи. Наскоро устроившись, он возобновил работу Кабинета, отложенную на пять дней. Совсем потеряв голос, император прибегнул к перу, что было «серьезным нарушением привычки» (Фэн). Скрипя пером, Наполеон быстро покрывал листы бумаги своими каракулями. Для того чтобы их разбирать и переписывать, Наполеон задействовал не только своих обычных секретарей, Меневаля и Фэна, но также и начальника топографического кабинета штабного полковника Бакле д’Альба, барона Мунье и одного из штабных полковников Главного штаба. Графу Дарю и Бертье также пришлось взять на себя часть дела. С огромным трудом расшифровывалась каждая строчка наполеоновских набросков, а тем временем император, заканчивавший новый приказ, стучал по столу, чтобы забрали уже накопившиеся наброски. Почти весь день прошел в этой немой работе, когда был слышен только скрип перьев и стук по столу Наполеона, требовавшего забрать очередную бумагу[2088].

Наполеон, хотя и потеряв голос, снова был прежним – деятельным, полным энергии и вдохновения. Даже сохранившиеся бумаги, составленные им в те дни в Можайске, поражают своим количеством и разнообразием затронутых вопросов: Наполеон распорядился произвести рекогносцировку окрестностей Можайска, построить редут для прикрытия дефиле, соорудить два моста через р. Москву; принцу Евгению было послано не менее пяти приказов – о движении к Рузе, а затем к Звенигороду, о строительстве мостов и сборе скота и т. д.; маршалу Нею – о подтягивании его войск к Можайску; Жюно – о пребывании на поле боя, а затем о занятии Можайска; Понятовскому – о продвижении в с. Фоминское и защите дороги на Калугу… 10-го Наполеон составил бюллетень о сражении под Москвой, распорядился отправить циркуляр епископам, чтобы те провели по всей империи службы по случаю победы. Много внимания уделил возобновлению боеприпасов (видимо, к 12 сентября ситуация в этом плане была уже вполне удовлетворительной, так как еще до сражения из Смоленска двинулось до 800 артиллерийских повозок с боеприпасами), защите коммуникаций. При этом Наполеона сравнительно мало волновало положение на северном и южном флангах театра военных действий. Он полагал, что они достаточно хорошо прикрыты и главная цель, как и прежде, заключалась в том, чтобы «поразить врага в сердце». Однако поступавшие к Наполеону сведения, в том числе информация об упорном бое у Крымского 10 сентября, заставили императора всерьез думать о возможности второго сражения под Москвой[2089]

.

Нашел Наполеон время и для того, чтобы 11 сентября написать Марии-Луизе: «Мой дорогой друг, я получил Твое письмо от 26-го. Ты находишь Трианон очень веселым, это прекрасный сезон. Это заставило меня подумать, как хорошо нам было в прошлом году. Здесь жар прекратился, холодно. Моя кровь хороша, между тем небольшой насморк, который у меня был, закончился. Мои дела идут хорошо, обними маленького короля от меня дважды. Напиши своему отцу и отправь с курьером, он мне сказал, что беспокоится, не получая от Тебя вестей. До свидания, моя дорогая. Всего хорошего»[2090].