Великая армия Наполеона в Бородинском сражении

В более критическом ключе, но в духе все того же официального псевдопатриотизма была написана работа А. В. Геруа[386]. Явно избегая вопроса о численности Великой армии в день сражения, Геруа вполне оправданно писал о силе русских войск в 103,8 тыс. человек регулярных солдат, 7 тыс. казаков и 10 тыс. ополчения. Несомненным достоинством работы было стремление «привязать» имеющиеся данные о действиях русских и неприятельских войск к реальному ландшафту местности той эпохи, для чего автор использовал знаменитую карту Пресса, Шеврие и Ренье (Pressat, Chevries, Resnault), составленную этими французскими офицерами сразу после сражения. Справедливо указав, что первые русские историки Бородина (прежде всего Толь) были заинтересованы в сокрытии истинного первоначального положения армии, Геруа, тем не менее, не смог серьезно изменить ставшую для отечественных авторов уже стереотипной картину действий неприятельской армии и Наполеона. Приведя различные данные о потерях Великой армии (22, 28 и 30 тыс.), он все же остановился на несуразной цифре в 50 тыс. человек (правда, русские потери он оценил в 58 тыс.). Французы, по его мнению, оставили поле боя, а Кутузов в конечном итоге «перехитрил» Наполеона и навязал ему свою волю. Упомянув о «лжеметодиках», Геруа категорически утверждал, что победа была за русскими

[387]. Автор, возможно первым высказал интересное предположение о том, что Кутузов, получив донесения командира 2-го пехотного корпуса К. Ф. Багговута и Барклая-де-Толли об отходе французов и потеряв, таким образом, из виду неприятельскую армию, стал опасаться обхода своего правого фланга. Это как раз и могло заставить его предпринять скорейшее отступление.

Благодаря военному профессору генералу Н. П. Михневичу, автору статьи «Бородино» к знаменитому 7-томному труду «Отечественная война и русское общество»[388]

, «патриотический» подход к великому сражению еще более утвердился в отечественной науке и общественном сознании. Несмотря на попытку авторов этого юбилейного издания, выходившего под редакцией А. К. Дживелегова, С. П. Мельгунова и В. И. Пичеты, преодолеть «официозно-легендарный период» в историографии 1812 г., который отличался предвзятостью и односторонностью, в отношении Бородина мало что изменилось[389]. Михневич развил тот подход, который был свойствен ярым ревнителям русских воинских традиций. Оценивая потери сторон так же, как Геруа (57–58 тыс. для русских и 50 тыс. для французов), Михневич отнесся к Бородину как к «искупительной жертве за оставление Москвы»

[390]. Допуская явные неточности в отношении французской армии и оставляя без ответа целый ряд вопросов (к примеру, каков же был план Наполеона на сражение), автор не попытался вникнуть в характер решений и поступков Наполеона и его военачальников. Ночью, по мнению Михневича, французы очистили поле боя и отступили за р. Колочь. Автор открыто заявлял о том, что результат Бородинского сражения был уже предопределен заранее. Теперь, в русле буржуазно-либеральной историографии начала ХХ в., это выглядело как стремление «снять» субъективизм «дворянской» историографии и водрузить на пьедестал «объективную закономерность»[391]

.

Направлению, представленному Афанасьевым, Колюбакиным, Геруа, Михневичем и др., до известной степени противостоял ряд других историков, прежде всего Н. П. Поликарпов, А. П. Скугаревский и А. Н. Витмер[392]. Поликарпов в труде, основанном, как правило, на неизданных русских архивных документах, осветил дни, предшествовавшие 26 августа, включая бой за Шевардинский редут и действия сторон 25 августа 1812 г. Материалы подтверждали мысль (впрочем, высказанную и в 7-томном издании «Отечественная война и русское общество») о том, что инициатива в навязывании генерального сражения почти целиком исходила от французов, которым удавалось действовать в этом направлении достаточно успешно.

Аркадий Платонович Скугаревский (1847 —?) исходил из объективных трудностей при воспроизведении картины боя и поэтому построил свою книгу на скрупулезном сопоставлении имеющихся документов и материалов. Несмотря на то что Скугаревский не привлек всей совокупности опубликованных материалов, картина действий французской армии, представленная им, выглядела вполне убедительной: Наполеон и его военачальники действовали как опытные военные, сообразуясь с реальными (или казавшимися им таковыми), а не домысленными автором, обстоятельствами. Книга была чужда громких фраз и патриотических лозунгов[393].