Великая грешница или Черница поневоле

Бояре глухо роптали, а Борис Годунов, заботясь о расширении пределов Московского царства, настойчиво добивался своей давно задуманной цели. Из борьбы между Польшей и Швецией он извлек большую выгоду - перемирие, удовольствие отнять у польского короля Сигизмунда титул короля свейского, а вкупе с этим прибрать давно желанную Ливонию, и прибрать ее, казалось, теперь будет несложно, ибо появилась возможность заключить тесный союз со свейским королем против Польши. И в этом деле решающую роль сыграет свадьба Ксении с принцем Гуством, пообещав тому Ливонское королевство.

А что же Ксения? Ей шел пятнадцатый год, по тем временам самый брачный возраст. Царевна ведала, что пришел ее срок, однако ее не тянуло к замужеству, но она не могла перечить намерению отца государя, ибо уже заранее ведала, что выйдет замуж за одного из заморских принцев. Им оказался свейский принц Густав, кой недавно появился в Москве. Но Ксения вовсе не задумывалась о своем женихе. Кто он, молод ли, каков собой? Эти вопросы даже в голову не приходили царевне. Она до сей поры жила Серебрянкой. Это были чудесные, безмятежные дни, оставившие в душе Ксении сладкие воспоминания. Ничего прекрасней в ее жизни не было, что она особенно почувствовала, когда вернулась в свои докучливые терема, с их затворническим укладом.

Ах, Серебрянка, милая Серебрянка! Маленькая деревушка в одну избу, но какая светлая и пригожая, чарующая своей бесподобной девственной красотой. В сей дивной красоте, и вся сущность ее соответствовала тому миру, кой окружал ее целых две недели, пробуждая в ее душе совершенно новое, неизведанное, невольно меняя еще более к лучшему ее утонченную натуру, ее мысли и поступки, совершенно несообразные с ее поступками во дворце. Совсем недавно она и помыслить не могла, что открыто может побеседовать с простолюдинами, погулять по лугам и рощам, пройтись босиком по песчаной отмели речушки, испить чистой хрустальной водицы из серебряного родничка, сходить с берестяным лукошком в лес, познавая прелести благословенной природы… Боже мой! В каком же сказочном великолепии она пребывала!.. Никогда не забудется и верховая езда. На третий день обучения она добрых полчаса (сама по себе!) каталась на Арабчуке, даже на рысь перешла, почувствовав себя истинной наездницей на «златогривом коне». У нее даже дух захватило от сего упоительного полета.

Разве забыть ей ныне Серебрянку? Не забыть… Не забыть и того недолгого, но жаркого прикосновения княжича Василия, спасшего ее от неведомого зверя. Какой же храбрый и пригожий этот сероглазый княжич, с шапкой пышных кудреватых волос. Так и стоит в очах.

Отчего-то яркий румянец заливал щеки Ксении, когда она вспоминала княжича.

«Увидеть бы его», - как-то мелькнула в ее голове неожиданная мыль, и от этой нечаянной, непозволительной мысли она вовсе смутилась, да так, что ее внезапное смущение тотчас заметила Мария Федоровна.

- Что с тобой, государыня царевна?

- Со мной?.. Со мной все хорошо, матушка боярыня… От печей жарко.

«От печей ли? - усомнилась Мария Федоровна. - Никак, о свейском принце задумалась. Господи, неужели Ксения, это небесное создание, выпорхнет из царских теремов? Каково-то будет ей в чужедальней сторонушке?

Жаль было расставаться верховой боярыне со своей воспитанницей. Привыкла за три года.

Г л а в а 18

ПРИНЦ ГУСТАВ

Афанасий Иванович Власьев, пользовавшийся огромным доверием царя, прибыл на Москву за две недели до приезда свейского принца. Рассказывая о тайном поручении царя, он обстоятельно доложил все подробности:

- Принц Густав, сын Эрика Четвертого, тридцати двух лет отроду. Младенцу было семь месяцев, когда отец его был свергнут с трона и заключен в тюрьму. Сначала король Иоанн Третий не опасался малолетнего племянника, но когда в Швеции стали подниматься голоса за освобождение Эрика, король дал одному царедворцу приказание утопить ребенка. Замысел не удался; ребенок был отправлен в Польшу, где его воспитанием занялись иезуиты; он принял католицизм. Густав жил в большой нужде, лишь изредка получая помощь от своей матери. Он сделал большие успехи в науках, прекрасно владея итальянским, французским, немецким, польским, русским и латинским языками, стал знатоком медицины и алхимии и заслужил название "второго Феофраста Парацельса".

Когда Сигизмунд Третий короновался в Кракове, Густав в одежде нищего присутствовал на торжестве. Здесь он открылся своей сестре Сигриде, бывшей в свите Сигизмунда, получил от нее помощь деньгами и уехал в Германию, обосновавшись в Торне. Сей принц вполне здоров, и разумом не обижен, но водятся за ним и грешки, великий государь.

- Говори, Афанасий.

- Любит покутить, замечен в любовных связях.

Но Борис Федорович не придал сему обстоятельству особого значения.

- В западных странах на любовные шашни смотрят сквозь пальцы. Главное, чтоб голова была на плечах.

- Разумом не обижен, - повторил Афанасий Иванович. - Корона короля Ливонии ему теперь, никак, во сне грезится, хотя бы и под рукой государя Московского.