Великая грешница или Черница поневоле

Карета, доехав до церкви, остановилась, но затем опять тронулась. Путь до Немецкой слободы или Кукуя (как ее прозвали в народе) был немалый: надо было миновать «Аглицкий» и «Купецкий» дворы, монастырские подворья, двор бояр Романовых, Варварский крестец.

На крестце, когда бы Маржарет им не проезжал, всегда бурлила жизнь московского люда. «Шумная суетливая жизнь кипела на этом бойком месте старой Москвы. Здесь находились кружала и харчевни, погреба с фряжскими винами, продаваемыми на вынос в глиняных и медных кувшинах и кружках… Пройдет толпа скоморохов с сопелями, гудками и домбрами. Раздастся оглушительный перезвон колоколов на низкой деревянной на столбах колокольне. Разольется захватывающая разгульная песня пропившихся до последней нитки бражников… Гремят цепи выведенных сюда для сбора подаяния колодников. Крик юродивого, песня калик перехожих…».

Любил Маржарет здесь остановиться, чтобы выпить кружку отменного московского пива, но сейчас он гнал дальше, проезжая башню Варварских ворот с находящейся в ней часовней «Боголюбской Божьей Матери» и выкатываясь в Белый город, на Солянку, перерезанной ручьем Рачкой, вытекавшим из Чистых прудов, и усеянной банями-мыленками. Затем надо было миновать Яузские ворота, через кои проходила большая дорога в Коломну, Рязань и в прочие города, а севернее ее тянулись к реке Яузе большие великокняжеские сады, разбитые еще Иваном Третьим и стрелецкая слобода полка Воробина, а на самом берегу Яузы раскинулась слобода «серебряников» - мастеров царского серебряного Денежного двора. Далее последовало Воронцово поле с Ильинской под Сосенкой слободой, крепостные ворота Скородома, Елоховская и Покровские слободы, а вот и Немецкая слобода показалась, бывшая здесь со времен Ивана Грозного. Здесь жили иноземцы почти из всех государств Западной Европы: немцы, шведы, англичане, французы, датчане, голландцы, испанцы, прусаки…, коих русский народ называл «немцами», как «немых», не понимавших русского языка.

Немецкую слободу называли также и Кукуем, ибо она была расположена между Яузой и ручьем Кукуем. Купцы поставили здесь две лютеранские кирки, и все их дома были на «немецкую стать».

Вольготно жилось купцам в Кукуе. Их торговля, освобожденная от государевых пошлин, процветала. Русским купцам то было не по нраву, они подговаривали простолюдинов грабить иноземные лавки и амбары. Не отстало от народа и духовенство, кое обличало лютеран и католиков в ереси и запрещало им ставить церкви и дома на Москве. Недовольны были Кукуем и стрельцы, занимавшиеся мелкой торговлей, грозившие вырезать Немецкую слободу.

Немцы побаивались ездить на московские торги в своем иноземном платье. «Облают, оплюют, изорвут добрую одежду», а то и поколотят. Пришлось переоблачаться на русский манер. Но русскому человеку не угодишь: для них чужеземец без бороды - проклятая поганая латинская харя, нехристь с голым подбородком, словно у бесов, что жгут праведников на картине Страшного суда. Тяжело, тяжело привыкала патриархальная Русь к иноземцам!

Ворота слободы были открыты: они запирались лишь на ночь и охранялись мушкетерами, кои стали набираться Борисом Годуновым в полки «немецкого строя».

Василию Пожарскому, впервые угодившему в Кукуй, показалось, что она попал в иностранное государство. Все было необычно в этом немецком городке. Поражала необыкновенная чистота улиц, красивые, опрятные дома с красной черепичной кровлей и острыми шпилями, перед домами - палисадники с аккуратно подстриженными кустарниками, цветочными и табачными клумбами, с огородами, выложенными песчаными дорожками; за огородами, вдоль Яузы и ручья Кукуя, стояли необычные для русского человека ветряные мельницы с флюгерками и голубятнями. В слободе ни одной соринки, вокруг тщательно выкошенная зеленая травка. От цветников веет благовонным сладостным запахом.

«Ну и Немецкая слобода, - подивился тогда Василий. - Неужели вся Европа так жительствует?..

А принц Густав, тем временем, въехал в Кукуй. Выскочил из кареты и бросился к дому Гертруды. Сердце его учащенно билось. Сейчас он увидит свою несчастную прелестницу, с которой приключилась жуткая беда.

Густав распахнул дверь и изумленно застыл на пороге. Перед ним стояла улыбающаяся Эльза в пышном розовом платье, с открытой грудью, с голыми до локтей изящными руками, с алмазными сережками в ушах и драгоценным шейным ожерельем, состоящим из золотой цепочки с маленькими иконками пресвятой девы Марии.

Эльза, сверкая перламутровыми зубками, благоухающая тонкими духами, взялась руками за пышные юбки с тонкими кружевами и сделала реверанс, слегка выставив маленькую ножку в бархатном башмачке.

- Я рада видеть, ваше высочество.

- Ты здорова, Эльза?

- Как никогда, мой возлюбленный! - воскликнула лукавая прелестница и кинулась Густаву в объятия.

- Но купец Отто Браун? - покрывая жаркими поцелуями лицо Эльзы, произнес Густав.

- У меня не было другого выхода. Ты совсем забыл свою малышку. Какой же ты негодник! Негодник!

Эльза так принялась целовать обрадовавшегося принца, что тот едва не задохнулся.