Великая грешница или Черница поневоле

Дьяк отписывал на Москву царю: «Когда мы приходим к королевичу челом ударить, то он, государь, нас жалует не по нашей мере; против нас встает и здоровается (витается) шляпу сняв; мы, холопи ваши государские, того недостойны и потому говорили послам датским, чтоб королевич обращался с нами по вашему царскому чину и достоинству. Послы же нам отвечали: королевич еще молод, а они московских обычаев не знают; как даст бог, королевич будет на Москве, то, узнав московские обычаи, станет по ним поступать».

В Новгороде королевич ездил тешиться вдоль реки Волхов до Юрьева монастыря. Стрелял из самопалов, бил утят, а, натешившись, вернулся в Новгород и устроил пир, на коем музыканты били в литавры и цимбалы, играли в сурны, и всегда Иоанн с большим почтением отзывался о русских людях.

Королевич был принят в Москве с большим торжеством. «Платьице на нем было атлас ал, делано с канителью по-немецки; шляпка пуховая, на ней кружевца, делано золото да серебро с канителью; чулочки шелк ал; башмачки сафьян синь». Прием королевича состоялся в Грановитой палате.

Царевне дозволили глянуть на жениха через тайное смотрильное оконце. Мать, царица Марья, как всегда грубовато изрекла:

- И чего это все заморские принцы такие долговязые и заморенные? Аль худо кормят их? Глянь на наших стольников и бояр. В теле! Экая здоровая стать. А этот?

- Не телом крсасен человек, матушка.

- Чем же?

- Душой своей.

- Эко, выдумала. Вздор все это. Вот и живи с экой худерьбой да пирогами откармливай.

Сенные девушки, стоявшие за спиной Марьи, прыснули от смеха, а Ксения продолжала рассматривать принца. И вовсе он не худой, а поджарый. Привыкли тучность за цветущее здоровье принимать, но сие далеко не так.

Ксения была безучастна к выбору отца: так или иначе ей приспела пора выходить замуж, а пригож или не пригож будет ее будущий супруг, ничего от нее не зависит, ибо отец выбирал не «красна-молодца», а знатное имя. Конечно же, Иоанн не блистал благолепным лицом, но не был он и безобразен, что и утешало Ксению, тем более, ей уже поведали, что принц обладает достаточно мягким нравом. Своими добросердечными поступками и уважением к московской старине он сумел завоевать расположение Двора.

Борис Федорович вознамерился показать жениху невесту после своего возвращения из Святой Троицы. Когда в октябре месяце он прибывал из обители в Москву, на дороге его встретил Григорий Васильевич Годунов и сообщил неутешительную весть: с принцем приключилась горячка. 28 октября Иоанн скончался на двадцатом году жизни.

Борис Федорович пришел в отчаяние: вот уже в другой раз не повезло ему с женитьбой дочери. Да и Ксения опечалилась: жалко ей стало молодого королевича. А по Москве поползли слухи: смерть приключилась по злому умыслу царскому. Борис, видя, как все полюбили Иоанна, напугался, что после его смерти на престол возведут не его сына Федора, а датского королевича.

Справедливы ли были сии слухи, читателю приходиться только догадываться.

Г л а в а 25

ОКАЯННЫЕ ДОНОСЫ

Сохранить болезнь царя в тайне не удалось, а посему в Москве поднялась большая тревога. Знать спешно собралась на Боярскую думу. Борис приказал отнести его на носилках из дворца в церковь, дабы показать народу, что он еще жив. Москва на какое-то время угомонилась, но не угомонились бояре, и в первую очередь бояре Романовы. Предрекая близкую кончину Бориса, они, ближайшие родственники, двоюродные братья последнего царя из династии Калиты, начали готовиться к захвату трона, собрав на своем подворье многочисленную вооруженную свиту. Царевич Федор Годунов ими в расчет не брался, ибо наследник имел совсем мало шансов удержать трон после смерти отца.

Дело принимало трагический оборот. По дворцу испустился слух: царя «испортили». Начали искать, кто «испортил».

Царица Мария Григорьевна исходила гневом. Пока супруг лежал на одре, она взяла бразды правления в свои руки.

- То дело злокорыстных бояр. Это они умыслили извести царя! Сыскать и наказать нещадно!

В царице Марии взыграла кровь Малюты Скуратова. Она указывала то на одного, то на другого боярина, однако думный дьяк Афанасий Власьев, любимец Годунова, предостерег:

- Дабы взять бояр за пристава, надобны нешуточные улики. Надо обождать, когда великий государь на ноги встанет.

Борис Федорович, пока лежал на одре, передумал многое, его мысли нашли неожиданное воплощение.

Дьявол, говорит летописец, вложил Борису мысль все знать, что ни делается в Московском государстве. Думал, как бы и от кого все изведать, и остановился на том, что кроме боярских холопов, изведать больше не от кого. С кого начать? Да, пожалуй, с князя Федора Шестунова, доброхота бояр Романовых.