Герой, пораженный пулей, которая, пробив его руку, поразила в сердце, успел сказать только: «Не говорите солдатам». Офицеры, при нем находившиеся, прикрыли плащом его тело, опасаясь невыгодного впечатления на дух войск. Но Вейсман и за пределами гроба был грозен неприятелям. Солдаты узнали о потере любимого начальника и, вместо того чтобы прийти в уныние, одушевились жаждою мщения. С оружием в руках они бросились вперед, истребляя турок и не щадя даже пленных, обратили неприятеля в бегство и овладели его лагерем, обозами и 25 орудиями.
Таков был конец героя, на которого вся Россия возлагала большие надежды. Сам Суворов, говоря о событиях Румянцевской войны, сказал: «Вейсмана не стало; я остался один». Уважение к заслугам Вейсмана было достойным воздаянием его подвигов; но нельзя не пожалеть, что оно заставило современников Румянцева быть несправедливыми в отношении к этому великому полководцу, которого слава всегда была и будет славой России. В то время, когда он потрясал могущество Турции, в то самое время нашлись люди, упрекавшие его в зависти к Вейсману и даже в его смерти: утверждали, что фельдмаршал послал храброго воина на верную гибель.
Одному лишь Сердцеведцу известны тайны человеческих помыслов; не станем вдаваться в напрасные исследования на счет отношений Румянцева к Вейсману, но не оставим без внимания упрека в умышленной его гибели. Весьма естественно, что Румянцев, как многие из людей, стоявших на высоте почестей и славы, иногда подвергался неблагонамеренным толкам. Но эти обвинения падают сами собой.
Тот, кто при Кагуле разбил в восемь раз сильнейшую армию, тот, без всякого сомнения, мог с твердою надеждою успеха послать одного из надежнейших своих генералов против четверных сил. Румянцев, давая Вейсману опасное поручение, открывал ему вернейший путь к отличиям и славе, которые на войне всегда сопряжены с опасностями.
À
Победа при Кайнарджи способствовала главным силам русской армии отступить через Гуробалы за Дунай, без всякого препятствия со стороны турок (в конце июня). Румянцев, желая показать им, что он не избегал с ними встречи, приказал генералу Райзеру, принявшему начальство над войсками Вейсмана, отступить, по правой стороне Дуная, к Измаилу.
В то время еще, когда фельдмаршал наступал к Силистрии, генерал Салтыков получил приказание переправиться также на правую сторону Дуная и содействовать главным силам. Но он, неизвестно почему, оставался в бездействии, ограничиваясь отряжением Суворова против турок, снова занявших Туртукай.
Этот пункт, важный по положению своему между Рущуком и Силистрией, был укреплен и занят пятью тысячами войск. Суворов, которого отряд усилен был до 2400 человек[168]
, немедленно сделал нужные приготовления к переправе через Дунай. Предположено было сплавить лодки в Дунай вниз по Аржису и построить близ устья сей речки батарею для шести орудий, долженствовавшую обстреливать противолежащий берег Дуная.Прикрытие орудий составлено было из 600 человек; а прочие силы отряда, в числе 1800 человек, назначены для нападения на Туртукай. Большая часть этих войск состояла из рекрут либо из кавалеристов, вооруженных ружьями со штыками.
В сумерки 16 июня отряд выступил из Негоешти и в полночь достиг сборного пункта на Дунае. Как собранных судов было недостаточно для одновременной переправы всех войск, то назначено было переправить их, разделив на три отделения: первое, под командою полковника Батурина, состояло из шести рот Астраханского полка; второе, секунд-майора графа Меллина, – из четырех рот Астраханского полка и рекрутского батальона; третье, полковника Мещерского, – из спешенных карабинеров. Часть кавалерии, состоявшая из 100 карабинеров, 250 казаков и 200 арнаутов, получила приказание переправиться вплавь.
Сам Суворов, изнемогавший от продолжительной болезни, не иначе мог ходить, как с пособием двух солдат, которые водили его под руки. Сначала он оставался на левом берегу, для ускорения переправы, но вскоре, убедившись в необходимости присутствия своего под Туртукаем, переправился со вторым отделением на правую сторону реки.
Полковник Батурин высадил свою команду на правый берег и овладел ближайшим укреплением, но не воспользовался этим успехом, а оставался в бездействии. Между тем прибыл сам Суворов со вторым отделением, овладел другим шанцем и, в ожидании прибытия спешенных карабинеров, имевших при себе пушку, ограничивался перестрелкой с янычарами и отражением спагов, бросавшихся на укрепления, взятые нашими войсками.