Вашего императорского величества верноподданнейший
Государыня всемилостивейшая!
Хотин сдается и, как кажется, хотел быть отдан непосредственно войскам вашего императорского величества, но трата времени, в котором они пробыть должны и кое теперь дороже всего, и странное, примера не имеющее содержание договора, или так названного пояснения условия, озабочивает меня до крайности, и ежели нет там ничего от меня утаенного, то я имею причину подозревать и тут каковой-либо умысел неприятельский, и который, ежели есть, должен быть гораздо чернее прежних, коими ему удалось не один раз обманывать…
Я должен вашему императорскому величеству и то всеподданнейше донести, что граф Салтыков оправдает себя и в сем договоре неотступными просьбами и убеждениями принца Кобурга и что я при всем моем малом искусстве в ремесле ни малейшего понятия иметь не могу о их образе ведения войны вообще ини мало не дивлюсь тем накладам и потерям, что они терпят по их худо соображаемым мерам и частым в них переменам…
Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!
Первая крепость, которая терпением взята, будет уверительно Хотин. Сей образ взятия и капитуляции есть беспримерный и тоже, кажется, неудобоподражательный; со всем тем есть дело по сие время одно из знатнейших сей кампании на земле. Вы имеете и свежее, и вернее известия о союзнике: его положение столько кажется печально, сколько поведение его генералов равнодушно; их не двигает ничто, их же, кажется, не ободряет и его присутствие. Сам господин Ласси[113]
не будет иметь причины хвалиться и утешаться своим планом, а многие от него постраждут. Теперь вы видите больше, нежели когда как мы ошибались или худо ценили нашего врага; он, кажется, похитил у нас искусство и промышляет теперь им в наш вред. Я Яссы вижу, но в них не еду, видя их тоже в ином и не весьма приятном положении, в рассуждении разности духов, что в них поселились, между которыми могут быть и весьма нечистые для нас[114]. От князя я не знаю и не слышу ничего больше месяца, и ни один из моих четырех курьеров не возвращается. Может быть, там и все к лучшему, но не можно неизвестностью опровергать дурных слухов, кои как ни глухо, однако же слышатся. Будьте здоровы и благополучны и превозмогайте над волей казненной недоброхотствующих нам. Сердцем и душой сего я вам желаю и буду вашего сиятельства послушнейший слуга.Государыня всемилостивейшая!
Крепость и город Хотин, кои, как теперь уже видно, могли бы и с лучшей славой для союзных войск и без потери, по меньшей мере, десятидневного времени взяты быть, оставлены неприятелем в срок, и он пошел по договору ему указанным путем, а сии двумя батальонами обоюдных войск заняты; но как, кроме сего занятия и ведомости о артиллерии и военных припасах, мне предоставлено впредь представить о тех статьях, в коих я генерала графа Салтыкова уже неоднократно предварял, и вся сия сдача по настоянию принца Кобурга последовала, то я и не могу вашему императорскому величеству по моему всеподданнейшему долгу ни о чем подробно донести, не зная ниже́ и того, кто комендантом в сей крепости определен.
Желательно было бы, всемилостивейшая государыня, чтобы сей и иные союзные генералы ту же поверхность имели над неприятелем, каковую они ищут брать во всех с ними общественно производимых действиях над нашими, и иногда с отнятием у них их права и участия в содействиях, как то ваше императорское величество из при сем в копии следующего письма императора ко мне, в рассуждении поиска на Яссы, и рапорта генерала графа Салтыкова № 290 всевысочайше усмотреть изволите[115]
.