Впервые Египет пленил меня в 1970 году, когда вместе со своей второй женой я совершил поездку в Каир. Стоя на плато в Гизе в тени Великой пирамиды Хеопса, я пытался понять, как же ее все‑таки построили, зачем, и кто были ее строители. Это стало моей навязчивой идеей. Я прочитал все, что смог достать по этой теме, и возвратился туда сразу, как только время и финансы позволили мне это сделать. В конечном итоге для меня стало очевидным, что божественный гений Имхотепа спроектировал и построил не только ступенчатую пирамиду Джосера в Саккаре, но и пирамиды на плато в Гизе для фараонов Хеопса, Хефрена и Микерина. В семидесятые годы считалось, что между этими сооружениями существует временная пауза длиной приблизительно в два — три столетия, однако с тех пор этот разрыв во времени сократился, и сегодня принято думать, что их разделяет всего лет семьдесят — семьдесят пять.
Имхотеп был первым человеком из плоти и крови, возникшим из тумана веков. Однако по мере того как Имхотеп занимал мое воображение, передо мной начинали вырисовываться очертания другого значительного исторического персонажа, появившегося на египетской сцене значительно позже. Я говорю о фараоне Эхнатоне. Этих двух великих людей разделяют почти пятнадцать веков, однако для меня они оказались неразрывно связаны. Я не мог писать об Имхотепе, не думая об Эхнатоне (этого фараона многие специалисты считают отцом Тутанхамона) и всей XVIII династии.
И если раньше я ограничился посещением Каира, то в 1994 году судьба привела меня в Луксор, в Долину царей к гробнице Тутанхамона. И снова я был озадачен тем, почему меня настолько поразила простая гробница, в которой много веков назад оказался погребен со всеми своими сокровищами юный царь. Я, как зачарованный, стоял, глядя на таинственную фигуру, лежавшую в саркофаге, — единственного на сегодняшний день фараона, который был найден в собственной гробнице, где он и покоится до сих пор.