Великая тайна Фархелема

— Можно тут, на ящике, — донёсся из темноты полусонный голос Герма (и Фиар, плотно закрыв дверцу люка и включив фонарик, направила свет в дальний угол подвала, где Герм как раз вставал с массивного, сколоченного из отдельных досок предмета). — Я всё равно не могу заснуть — а тебе просто нужно. Потом в любой момент могут понадобиться свежие силы и восприятие…

Джантар как-то механически встал и поменялся местами с Гермом, прислонившись к холодной, как в том подземелье, стене в углу подвала — и снова ощутил, как по телу разливалось приятное расслабляющее успокоение: должно быть, Фиар снова пыталась помочь ему заснуть. Но и такое расслабление вдруг показалось непозволительным, противоестественным… И к тому же оно снова не было полным: не давали покоя мысли о судьбе Донота и Ратоны, возможных масштабах и причинах происходящего. Вопросы, на которое пока не было ответа — но потом могли появиться такие ответы, что даже трудно и страшно представить, как с этим жить…

20. Буйство отжившего

И однако, в последующие несколько часов отдохнуть и выспаться Джантару не удалось. И эти часы были полны перемежающимися урывками неполного сна и неполного пробуждения: он не мог ни вполне воспринять окружавшую реальность; ни вполне отключиться от неё, сосредоточившись на видениях; ни просто погрузиться в сон — продолжая видеть вереницы образов, порой столь диких и бредовых, что сам не знал, возможно ли такое наяву даже в этой, новой реальности, или он видит собственные кошмары… И в урывках полупробуждения он, кажется, рассказывал остальным: как толпы опять же голых людей (многие — с костылями, на протезах, слепые, и даже умственно отсталые) под конвоем вооружённых солдат садились в фургоны или автобусы, оставив сваленные в каких-то коридорах беспорядочные кучи одежды; шли чудовищные пародии на военные учения: дети разного возраста, выбиваясь из сил, под присмотром взрослых в военной форме — рыли прямо посреди школьных спортплощадок окопы; бинтовали тех, кто изображал раненых; метали вдаль какие-то предметы; куда-то бежали с грубыми макетами ручных пулемётов; и даже опять-таки инвалиды с костылями и протезами — пытались ходить строем, неумело выполняя команды орущих что-то нечленораздельное офицеров… Были и уже знакомые Джантару видения: конвоируемая солдатами колонна в зелёных рясах; автобус, полный людей, прикованных к поручням и спинкам сидений (в этот раз тоже голых, чего в прежней версии этого видения не было)… Но всё же большей частью шли новые, не виденные никогда прежде — и от раза к разу всё более ужасные образы: чьи-то лица с выражениями испуга, отчаяния, страдания; снова толпы подростков, в которых грубо орудовали солдаты, подавляя пинками и ударами прикладов начинавшееся волнение; снова — рвущиеся куда-то толпы взрослых; ещё группы голых людей под присмотром солдат — то просто под открытым небом, то в каких-то помещениях (а в одном из таких эпизодов — чья-то попытка вступить в разговор с людьми в форме кончилась тем, что этого человека схватили, оттащили в сторону, и стали к чему-то привязывать); новые, всё более яростные схватки солдат с толпами то подростков, то взрослых; и в какой-то момент — снова тот привязанный за руки человек, которого хлестали прутьями coлдаты, в чьих выражениях лиц уже не было ничего человеческого (и тут же — другой отчаянно молотил связанными руками и ногами по забрызганному кровью асфальту, под тяжестью севших прямо на него солдат; и третий — совсем ещё ребёнок, с выпученными от ужаса глазами, отчаянно хватал ртом воздух, его держали за руки двое солдат, а уж что делал там третий, стоя как бы спиной к Джантару — понять было трудно, а предполагать страшно); и ещё голые подростки, под прицелами пулемётов несущие на носилках окровавленные тела — трудно понять, живые или мёртвые… И лишь та же какая-то эмоциональная оглушённость позволяла Джантару более-менее связно пересказывать всё это остальным — внутренне удивляясь, как сам не сошёл с ума от такого…