Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие

Значение первого сражения под Ипром едва ли можно переоценить. Замыслы обеих сторон были агрессивными, хотя умерялись уже имеющимся опытом войны. Фош так рассказывает о том, что было на стороне союзников: «Наша тактическая идея основывалась на том, что из-за более слабого вооружения, особенно в артиллерии и пулеметах, мы были бессильны прорвать фронт врага, имевшего время для укрепления позиций, подготовки траншей и защиты их проволочными заграждениями. Поэтому наш план состоял в том, чтобы опередить его, напасть на него стремительными отрядами во время маневрирования, прежде чем он успеет организовать оборону и ввести в действие свое тяжелое вооружение». Это сражение, говорил Фош, «было попыткой использовать последние остатки нашей победы на Марне».

Немцы поняли наступательный характер операции союзников и встретили ее своим, еще более сильным наступлением. Фалькенгейн рассказывает: «Увеличилась не только опасность того, что германская армия будет окончательно отрезана от бельгийского побережья, но и угроза умело проводимого окружения правого крыла. Обе угрозы нужно было немедленно ликвидировать». Германцы имели двойную цель: объединить свои группы войск для занятия Бельгии и Северной Франции и вести с этих территорий решительные действия против Англии и ее морских сил с помощью подводных лодок, аэропланов и дирижаблей в ответ на английскую блокаду продовольствия.

Борьба приобрела крайне ожесточенный характер. Потери среди молодых германских дивизий достигли таких размеров, что это сражение стало известно среди немцев как «Kindermord von Ypern» –

«избиение младенцев под Ипром». Солдат и писатель Рудольф Биндинг писал 27 октября: «…эти наши молодые парни, только что обученные и такие беспомощные, особенно когда погибли их офицеры. Наш батальон легкой пехоты, почти целиком состоявший из марбургских студентов… очень страдал от ужасного артиллерийского огня. В другой дивизии такие же молодые люди, интеллектуальный цвет Германии, с песнями шли в атаку на Лангемарк, ненужную и так дорого стоившую». 1 ноября он записал: «Я не вижу никакой стратегии в таком способе ведения боевых действий». 8-го он добавил: «Мы все еще топчемся здесь по весьма серьезным причинам, можно сказать, по совсем плохим причинам». Один взвод хайлендеров Гордона за один день насчитал перед своими окопами 240 убитых германцев.

Испытания союзников были так же серьезны. Из-за того, что в это сражение была брошена вся мощь британских экспедиционных сил и в нем принимало участие больше солдат, чем в любом предыдущем сражении в истории Англии, а британские потери были очень высокими, появилась тенденция рассматривать первое сражение на Ипре как британское. По понятным причинам французов это раздражало. Фош писал: «В октябре французы удерживали около 15 миль фронта, англичане – 12. 5 ноября французы удерживают 18 миль, англичане – 9. Можно видеть, что как по длине занимаемой линии фронта, так и по численности войск французы выдерживали на себе основную тяжесть этого сражения. Было бы неправильным говорить о сражении и победе на Ипре как об исключительно британской». Этот спор со ссылками на протяженность линий фронтов и на численность войск почти постоянно продолжался в течение войны. Для «первого Ипра» это было достаточно справедливо: французы были оплотом сражения, шла ли речь о поддержке бельгийцев, ожесточенно сопротивлявшихся на севере, или британцев, подвергнутых сильнейшим атакам в центре, или об их собственных усилиях, направленных на не всегда удачные атаки.

Как бывает в случаях, когда формирования нескольких наций действуют совместно, были некоторые препирательства; часто слышались жалобы тех, кого якобы «подвели». Но очевиден факт, что это сражение явило собой лучший пример тесного сотрудничества наций за всю войну. Командиры на местах отвечали на срочные призывы своих соседей, независимо от их национальности, формирования часто смешивались, французские батальоны, полки и бригады вливались в британские и наоборот. Это было возможно лишь при проявлении доброй воли. Заслуживает упоминания имя генерала Дюбуа, командующего IX французским корпусом, как одного из тех, кто ставил преданность союзникам выше других приоритетов.

Сражение затягивалось, и состояние всех воюющих сторон постепенно становилось все более угнетенным. Британская официальная история так обрисовывала положение, сложившееся к 11 ноября, дню окончательного перелома: «Пехоте на переднем крае ничего не оставалось, как лежать на дне траншеи или в земляных норах, которые при наличии нескольких досок, двери и нескольких дюймов земли над ними назывались в те дни «блиндажами». Британские батальоны непрерывно сражались уже три недели, практически без передышки и отдыха, под холодом и дождем, и многим пехотинцам казалось, что конец их близок. Без подъема духа или веры в конечную победу они переставали ощущать, что их жизнь еще продолжается».