Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

Накануне от своих информаторов он получил сведения о том, что за спиной Советского Союза немцы вступили в Берне в переговоры с союзниками о возможности капитуляции в Северной Италии. С германской стороны в переговорах участвовал генерал СС Вольф. Сталина насторожила эта закулисная игра.

И в послании Рузвельту от 29 марта он отметил: «Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы использовать случаи развала в немецких армиях и ускорить капитуляцию на том или ином участке фронта, поощрить их в деле открытия фронта союзным войскам. Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт».

Указывая, что немецкие войска «не окружены и им не грозит истребление», Сталин заключает: «Если немцы в Северной Италии, несмотря на это, все же добиваются переговоров, чтобы сдаться в плен, то это значит, что у них имеются какие-то другие цели, касающиеся судьбы Германии».

1 апреля, войдя в Падерборн, войска союзников завершили окружение Рурского промышленного района. На пути к Берлину перед англо-американскими частями осталась только 12-я армия Венка. И у Сталина были все основания подозревать союзников в неоткровенности действий и намерений. Это не было плодом его воображения. Документы свидетельствуют, что англо-американцы не собирались щепетильничать.

В этот же день, 1 апреля, Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Ничего не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди германских сил сопротивления, как нападение на Берлин… Существует и еще одна сторона дела, которую Вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также и Берлин, то не создастся ли у них преувеличенное представление о том, что они внесли подавляющий вклад в нашу победу

… Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять …»

Разведка доложила Сталину об этой телеграмме. В совершенстве владея методом политического анализа, он своевременно оценил ситуацию. И когда в ответе ему от 1 апреля 1945 года Рузвельт стал уверять, что переговоры в Берне, по сути, не начались, Сталин не принял объяснения президента.

«Надо полагать, – пишет он 3 апреля, – что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещали за это обеспечить для немцев условия перемирия. Я думаю, что мои коллеги близки к истине… И вот получается, что в данную минуту немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки. Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией – союзницей Англии и США».

Такая откровенность суждений и неоспоримость сталинских аргументов задели Рузвельта. В письме от 5 апреля президент США, отвергая обвинения в сговоре, предположил, что имеющиеся у Сталина «сведения, должно быть, исходят из германских источников, которые упорно стараются вызвать разлад между нами». Он выразил «крайнее негодование» информаторами Сталина «в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных».

Сталина не могло удовлетворить подобное объяснение. Он понимал существо этих тайных интриг и допускал, что они плелись за спиной президента. Отвечая через два дня Рузвельту, Сталин не только защищал своих информаторов, но и призвал действовать, исключая всякую «возможность взаимных подозрений».

Открывая дорогу англо-американцам, немцы предпринимали активное контрнаступление в Венгрии. Именно сюда была переброшена 6-я армия СС. В письме Рузвельту от 7 апреля Сталин расценил это наступление как «главный удар».

Он сообщал президенту: «…Немцы собрали до 35 дивизий, в том числе 11 танковых дивизий. Это один из самых серьезных ударов за время войны, с такой большой концентрацией танковых сил. Маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и потом разбить немцев наголову, между прочим, потому, что мои информаторы раскрыли, правда, с некоторым опозданием, этот план главного удара немцев и предупредили о нем маршала Толбухина».