Великие Моголы

В 1705 году, в возрасте восьмидесяти семи лет, Аурангзеб серьезно заболел в Девапуре. Он отправился на север, его везли в паланкине. В январе 1706 года Аурангзеб прибыл в Ахмеднагар, город, из которого его выдворили двадцать четыре года назад за кампанию в Декане. Смерть совершала свою жатву. За последний год она унесла одну из дочерей Аурангзеба, зятя, трех взрослых внуков и его последнюю сестру Гаухарару Бегам, чей уход из жизни подействовал на императора сильнее всего. «Она и я только и оставались из детей Шах Джахана», — твердил Аурангзеб. В то время как любой другой человек сзывает к своему смертному одру своих сыновей, Аурангзеб, словно умирающее животное, скалящее зубы на стервятников, намеренно отсылал их от себя. Он знал, как знала и вся Индия, что смерть его приведет ко всеобщему хаосу. Никколо Ма-нуччи, сам уже старик, писал, сидя у себя в Мадрасе, что число взрослых живых сыновей, внуков и правнуков Аурангзеба составляет семнадцать человек, и добавлял: «Ужаснейшим зрелищем станет трагедия, которая начнется после смерти этого старика! Лишь один из царевичей может достичь цели и таким образом спасти свою семью. Остальные будут обезглавлены или каким-либо иным путем расстанутся с жизнью. Это будет гораздо более страшная трагедия, чем та, что произошла в конце правления короля Шахджахана». Аурангзеб хорошо понимал это, и в последние месяцы жизни, судя по его письмам и по завещанию, мысли его в то время, когда он готовился к встрече с Богом, неизменно возвращались к Даре Шукоху. Кам Бахш был отослан в Биджапур, в то время как Азам, который двигался столь неспешно, что успел одолеть всего пятьдесят миль, когда ему доставили известие о смерти отца, назначен правителем Мальвы.

Одно последнее желание Аурангзеба сбылось — он умер, как всегда надеялся, в пятницу, 20 февраля 1707 года, совершив утреннюю молитву. В завещании он распорядился, чтобы четыре с половиной рупии, вырученные от продажи шапок, сшитых им самим, — занятие скромное и потому благочестивое, — были включены в число расходов на его похороны; чтобы триста пять рупий, вырученных от продажи выполненных им самим копий Корана, розданы святым людям в день его похорон и чтобы могила его была самой простой — под открытым небом и без какого-либо навеса над ней. Его похоронили в Кхулдабаде, поблизости от Даулатабада, и могила соответствует распоряжениям императора. Ее простота — после века пышных гробниц Великих Моголов — отражает, как и было задумано, различие между личностью Аурангзеба и личностями его предшественников, но эта рассчитанная видимость бедности также символизировала, но уже ненамеренно, сравнительную ценность достояния, оставленного наследникам. Аурангзеб был пуританином преувеличенных амбиций, он решил обойтись без обычных претенциозных ухищрений великих властителей. Однако, отказавшись от символа, он тем самым непредумышленно сбросил со счетов реальность.

Документально империя Моголов в год смерти Аурангзеба прошла чуть более половины своего исторического пути. В течение ста восьмидесяти одного года империей правили шесть связанных узами прямого родства (от отца трон переходил к сыну в течение шести поколений) Великих Моголов, чьи деяния выдерживают сравнение с деяниями семьи Медичи и горстки других семей в мировой истории. В оставшиеся полтора века номинального существования империи на троне побывало одиннадцать Великих Моголов. Но Аурангзеб оказался последним, кто был достоин этого гордого титула.

ЭПИЛОГ

Пророчество Мануччи сбылось, хотя размах предсказанной резни у него несколько преувеличен. В борьбе за престол, в результате которой шестидесятичетырехлетний Шах Алам утвердился на отцовском троне под именем императора Бахадур-шаха, были убиты два сына Аурангзеба и три внука. Однако дальнейшие беспорядки и неустройства оказались более серьезными. Из восьми последовавших за Аурангзебом Великих Моголов, общий срок правления которых исчислялся пятьюдесятью двумя годами, четверо были убиты, один низложен и только трое умерли своей смертью, будучи на троне. Насилие сопровождали пьянство и беспутство, сделавшие историю семьи похожей на условную мелодраму в восточном духе.