Великие Моголы

Большая несправедливость истории, что воспоминания Бабура так прославлены, а записки Джахангира почти неизвестны. Бабур, правда, писал в ту пору, когда хроники вообще были редкостью, и книга его представляет собой уникальный источник многих дат и событий, но по другому счету дневник Джахангира по меньшей мере равен ей. Автобиография Бабура создавалась по его собственным запискам, но спустя определенное время после описываемых событий, а Джахангир — со значительным выигрышем в непосредственности — день за днем излагал свои размышления о природе, науке и искусстве. Он слагал строго эстетический отклик на жизнь со страстным желанием разъять, проанализировать и воспроизвести то, что он видел. Это сочетание пробуждает теплое отношение к автору и, читая дневник Джахангира, поневоле проникаешься сочувствием к его надеждам и переживаниям.

Мне думается, даже один пример даст возможность понять обаяние этого дневника: это история с продолжением, составленная из отрывков, взятых с разных страниц за несколько месяцев. Пара журавлей, пойманных, когда им было всего по месяцу, пять лет путешествовала вместе с Джахангиром, занимая небольшой вольер, который всегда ставили рядом с шатром Джахангира; однажды евнух, который ухаживал за птицами — Джахангир дал им имена Лейла и Меджнун^{39}

, — сообщил, что птицы спарились в его присутствии. Джахангир, убежденный, что такое еще никогда не наблюдали вблизи и не записывали, дал приказ немедля известить его, едва будут замечены малейшие признаки любовных игр у журавлей. В результате однажды на утренней заре ему пришлось бежать к вольеру, после чего он написал в дневнике: «Самка присела, слегка вытянув вперед ноги, тогда самец сначала поднял одну ногу с земли и положил ее самке на спину, а потом и вторую; устроившись у самки на спине, он спарился с ней. Затем он сошел на землю, вытянул шею, низко опустил клюв и в такой позе обошел самку по кругу». Император добавляет — и это свидетельство непосредственности его записей, что, быть может, у журавлей «появится яйцо и выведется птенец». Немного погодя птицы построили гнездо, и журавлиха снесла два яйца. Джахангир записал, как птицы по очереди, регулярно сменяя друг друга, высиживали птенцов, причем напоминали один другому о необходимости смены постукиванием острого клюва по спине, хотя позже император вынужден был изменить свое утверждение насчет срока дежурства, потому что птицы вдруг увеличили его, и каждая сидела на гнезде гораздо дольше, — видимо, из-за холодной и дождливой погоды, решил Джахангир, они установили новый распорядок, чтобы уменьшить проникновение в гнездо сырого воздуха. К великой радости императора, оба птенца благополучно вывелись, один на тридцать пятый, а второй на тридцать седьмой день, каждый птенец был ростом с птенца павлина месячного возраста. Мать кормила их цикадами или кузнечиками. Птенцы росли благополучно (правда, Джахангир велел отсадить взрослого самца, который начал поднимать малышей, хватая клювом за ноги), и вскоре крики журавлиного семейства стали приманивать диких журавлей; одного из них удалось поймать, и Джахангир сам надел ему на ногу кольцо, прежде чем отпустить на волю.

Такого рода описания событий примечательны для дневника, особенно в последовательном изложении, но, тем не менее, каждая страница являет нам примеры подобных интересов и опытов. Из земли выкопан еще горячий метеорит, и у Джахангира появляются мечи с добавлением метеоритного железа; производятся иссечения дыхательного горла птиц, чрева змеи, проглотившей зайца, внутренностей убитого льва — с целью найти чисто физическое объяснение его необычайной смелости; особенно большие предметы — например, огромный персик, преподнесенный Джахангиру, или баньяновое дерево — измеряют и записывают результаты. В дневнике есть рассуждения о сиамских близнецах, о животных-альбиносах, о происхождении географических названий, о сроке беременности у слоних; прослышав, что битум способствует сращению сломанных костей, император сломал ногу цыпленку, но обнаружил, что заживление перелома не ускорилось, хотя, как добавляет он, вероятно, битум был несвежий. Долгая история о философском камне^{40} приводит Джахангира к инстинктивному умозаключению: «Мой разум не приемлет этот рассказ. Я считаю, что все это лишь заблуждение». Когда это возможно, Джахангир проверяет свои суждения на практике: к примеру, он не доверяет распространенному мнению, что бараны бодают друг друга по причине зуда, вызываемого червем у них в рогах; однако, как выясняет император, «точно такие черви заводятся и в рогах у овец, но поскольку овцы не бодаются, подобное утверждение неверно». Для него типичен рационалистический скептицизм, и потому, когда он посещает гробницу, в которой, по слухам, происходят чудеса, первый вопрос, обращенный к служителю, звучит так: «А каково истинное положение дел?»