Великие перемены

Тогда мы простились с тобой со спокойной душой. Ты был единственным человеком, знавшим о моих авантюрных намерениях. Используя почтовый камень, я мог передавать тебе свои письма. Где теперь этот почтовый камень? Где ты? И где я, по-твоему? Где теперь моя милая, конечно уже постаревшая и раздобревшая, но все еще ослепительно прекрасная Сяо-сяо? Я не имею права думать о ней. Сейчас у меня нет возможности посылать тебе письма через почтовый камень, но несмотря ни на что, я надеюсь, что ты жив и что я смогу вернуться домой в не столь отдаленном будущем. Тогда ты, как уже говорилось, получишь эти листки из рук в руки, и, возможно, Великое Небо позволит нам вновь сесть рядом друг с другом в тени Абрикосового холма, и наши косы будет развевать легкий ветерок. Ты будешь читать эти строчки, время от времени задавать мне вопросы, а прекрасная Сяо-сяо будет ласкать мои ноги. Здесь же, как ты можешь догадаться, мне придется обрезать мою косу. Хотя косы тут тоже носят (преимущественно молодые люди), но они такие неряшливые и растрепанные, что нас с тобой при виде их охватил бы ужас. Кто бы мог подумать о таком повороте вещей? Я имею в виду не косы большеносых, я имею в виду коварство канцлера Ля Ду-цзи, когда он внезапно превратился в моего врага (притом, что он двоюродный брат моей третьей жены) и посредством известных тебе неслыханных интриг так настроил против меня Невыразимо Высокого, чье имя назвать в письме я не имею права, что меня объявили вне закона, отстранили от всех должностей, а мое имущество конфисковали. Но и этого мало: спустя несколько дней, когда я отправился далеко на запад, чтобы найти спасение у брата моей второй жены, один из немногих оставшихся мне верными слуг доставил мне известие, что тот самый деверь по имени Ши-мяо, ты его не знаешь (чтоб его лихорадка унесла!), переметнулся в стан моих врагов. Меня тут же окружили ищейки, потому что Ля Ду-цзи добился у Невыразимо Высокого смертного приговора для меня. Мне оставалось только исчезнуть, ускользнув сюда, в будущее, с помощью компаса времени. Последнее, что я увидел в своем родном времени, это глупые физиономии стражников, взирающих с разинутыми ртами, как я исчезаю в воздухе.

И вот я здесь — без серебряных лянов, которые смог бы продать. Едва ли можно представить себе более неприятное положение вещей, хотя я здесь вне опасности. Я должен пробыть тут некоторое время, пока не прояснится — в чем я совершенно уверен — необоснованность выдвинутых против меня обвинений. Я знаю, что некоторые министры, а среди них и благочестивый Би-чжу, тайно на моей стороне и что они — весьма осторожно — добиваются моей реабилитации. Мне, конечно, особенно жаль, что ты, мой лучший друг, тоже вынужден страдать из-за происков проклятого Ля Ду-цзи. Я надеюсь, что его гнев, направленный против тебя, уже остыл.

Возникает вопрос: каким образом я узнаю, что Священный и Божественный вновь одарил меня своей милостью? К сожалению, ты

на сей раз не сможешь прислать мне никакого известия. Не вернуться ли тайно обратно? Пожалуй, я не решусь на это, потому, что боюсь, что не смогу точно рассчитать, где

мне следует приземлиться. Возможно, я угожу прямо в лапы палачей или в комнату для омовения Ля Ду-цзи, где он в этот момент забавляется со своей наложницей. Отправиться меньше, чем на тысячу лет назад тоже не получится, машина на это не способна… она может только за короткое время перенести в это будущее. В общем, посмотрим. В случае крайней необходимости я останусь здесь. Это лучше, чем пребывать в родном времени, но с отрубленной головой.