Великие перемены

— Это я и сам чую. А какой у нее номер?

(Ты должен знать, что повозки Ма-шин, как всё и каждый у большеносых, имеют различающие их номера. На железке в виде доски, на которой приведен номер повозки Ма-шин, среди всего прочего можно узнать, из какого она города и из какой страны родом.)

Я перешел на другую сторону и рассмотрел повозку, потом вернулся к Ло-лану и сказал: «Из Минхэня».

— Так я и думал, — сказал Ло-лан.

Случилось так, что в этот момент владелец повозки Ма-шин, молодой, стройный человек высокого роста вышел из Большого зала и обратил внимание на меня.

— Что-то случилось? — спросил он.

Я хотел было запинаясь пробормотать какое-нибудь объяснение, но Ло-лан встал впереди меня и сладчайшим голосом просюсюкал:

Куда едет всемогущий господин?

— Я вовсе не всемогущий, — ответил господин, — а еду я в Фи-лен.[64]

— Очень кстати, просто великолепно, — сказал Ло-лан. — Может быть, у вас есть случайно два свободных места?

Дружелюбный господин — а он был, не лгу, чуть ли не вдвое выше меня — засмеялся и сказал: «Садитесь». Я должен был сесть впереди, рядом с господином Я-коп (как его звали, я узнал позже), Ло-лан свернулся клубком на заднем сиденье и заснул еще до того, как повозка Ма-шин стронулась с места.

Господин Я-коп бесстрашно направил свою послушную повозку Ма-шин по чудесным широким каменным улицам на юг, сначала через завешенные облаками горы, потом, когда эти мрачные скалистые стены отступили назад и даже погода стала дружелюбнее, через просторные позднеосенние поля, мимо сверкающих городов, через многочисленные широкие реки, и преодолев большие, но теперь уже не столь угрюмые горы, добрался, наконец, в солнечную погоду до великолепного, окаймленного кипарисами города Фи-лен, по прозвищу «цветущий», чрезвычайно древнего и знаменитого. По дороге мы иногда останавливались. Тогда Ло-лан просыпался в надежде, поскольку он нюхал и во сне, что господин Я-коп пригласит нас в закусочную. Все остальное время Ло-лан крепко спал, а я беседовал с молодым господином Я-коп.

Чтобы избежать неприятных для себя расспросов, я уже наловчился при подобных или аналогичных обстоятельствах сам задавать многочисленные вопросы, и поскольку, как я давно заметил, все большеносые охотнее говорят, чем слушают, таким образом можно было уберечься от ненужных вопросов в свой адрес. Здесь я тоже сразу же подумал об этом и начал расспрашивать.

Я выяснил, что господин Я-коп является выдержавшим государственный экзамен знатоком в области науки Особых Ящиков и что он направляется на — без сомнения — блестящее собрание творцов Особых Ящиков, которое состоится как раз в городе Фи-лен, где эти выдержавшие государственный экзамен знатоки обменяются своим опытом и выдумают новые сложности. Я спрашивал и спрашивал, и господин Я-коп, который без сомнения заслуживает титула мудреца, отвечал мне охотно и пространно, и все, что я написал выше — а также и то, что я привожу сейчас, сидя в Большом зале из мрамора прекрасного Гоу-тел в центре Фи-лен — относительно искусства Особых Ящиков, рассказал и объяснил мне господин Я-коп-цзы.

Когда господин Я-коп-цзы протискивал свою повозку Ma-шин через хотя и прекрасные, однако узкие и чрезвычайно людные переулки города, чтобы найти стойло для Ma-шин и свой Гоу-тел, он спросил, куда мы собираемся дальше.

— В Л'им, Вечный город, — ответил я.

Не хотели бы мы провести несколько дней в Фи-лен, спросил он, потому что — обрати внимание, дорогой Цзи-гу! — у него есть вопрос ко мне.

Тут мы подъехали к Гоу-тел, который он искал.

Он поставил свою повозку Ma-шин на середину улицы, где тут же вокруг нее образовался громко шумящий клубок сотен подобных повозок различных размеров, и сказал, что мы должны вынуть свои вещи, а он тут же вернется назад — и исчез в Гоу-тел. (Это тот самый Гоу-тел, в чьем мраморном зале я сейчас сижу и пишу. Ло-лан находится вверху в комнате и… — ты, конечно, угадал, что он делает.)

Через короткое время пришел какой-то человек, сел в повозку Ma-шин господина Я-коп-цзы и хотел было исчезнуть вместе с ней, но я тут же вцепился в воротник этого мужчины и укусил его за руку. Поднялся страшный крик, господин Я-коп-цзы вышел наружу, засмеялся, дал (подумать только!) укушенному чаевые и объяснил мне, что это был слуга из Гоу-тел, который должен был отвезти Ma-шин в стойло.

Я попросил извинения у этого человека, хотя он был всего лишь слуга, отвесив одну седьмую поклона. (Несмотря на это, он сердито смотрит на меня, когда мы встречаемся в Гоу-тел. Но он скорее всего занимает такое низкое положение, что ничем не может мне навредить.)

После этого события, когда шум вокруг отеля еще не утих и мы короткое время еще стояли на улице, Ло-лан прошипел мне на ухо:

— Берегись!

— Чего? — спросил я.

— Этого длинного и худого.

— Почему?

— Я чую, будут сложности.

— На этот раз, — сказал я, — ты ошибаешься.

— И я не знаю, кто из нас в конце концов был прав — он или я.