Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

Основная причина, как считает Швейцер, состоит в том, что этика миро- и жизнеутверждения не была рационально обоснована. Она была порождена мышлением благородным и вдохновенным, но недостаточно глубоким. Внутренняя связь между оптимистическим мировоззрением и этикой была схвачена на уровне ощущения, эмпирических констатации и желаний, но не была логически доказана. А на всеобщность и устойчивость может претендовать только то, что прочно закреплено в мышлении людей. Тем самым миро- и жизнеутверждение не стало безусловным и непререкаемым принципом этически достойного существования человека — принципом, который не требует оправдания и обоснования в мире, а, напротив, сам является оправданием и обоснованием последнего. Поэтому трагический исход культуры был предрешен. Несмотря на все героические попытки философов, этикогуманистический идеал не выдержал натиска мышления, критерии которого в XIX веке с развитием науки стали более тонкими, строгими, взыскательными. И вся проблема культуры, как ее понимает Швейцер, заключается в том, чтобы рационально обосновать этический идеал.

Уроки истории этики

Швейцер исходит из убеждения, что среди сил, формирующих действительность, нравственность является самой первой. Соответственно «история этической мысли — наиболее глубинный слой всемирной истории» (с. 103). В ней надо искать интеллектуальные корни признанного состояния европейской культуры.

Некоторые авторы придают большое значение разведению понятий этики и морали как науки и её предмета, что объясняется, по-видимому, наряду с логическими еще и психологическими соображениями, а именно, нежеланием сковывать себя в качестве личностей теми выводами, к которым они приходят в качестве специалистов. Для Швейцера такого различия не существует. Оно противоречит самому существу этического, которое характеризуется совпадением бытия и мышления, объективного и субъективного. В этике человек обнаруживает себя в качестве такой реальности, которая одновременно и обосновывает и творит саму себя. Здесь не то, что недопустимо, здесь просто невозможно, чтобы говорили одни, а делали другие. «Нет никакой научной этики, есть этика мыслящая» (с. 102) — говорит Швейцер. Этика — осмысленный путь, по которому идет человек. Не идти человек не может, ему дано только решать, куда ему идти.

Основная этическая проблема — проблема имманентного мышлению основного принципа нравственности. Свести этику к основному принципу нравственности, открыть, сформулировать этот принцип — значит, во-первых, стянуть все нити поступков к личностному я, «найти великий основной аккорд, в котором все диссонансы противоречивых проявлений этического стягиваются в единую гармонию» с. 103–104) и, во-вторых, осветить путь, по которому следует идти. Швейцер сравнивает основной принцип нравственного с компасом. Не с маяком, а именно с компасом, который, указывая направление, в то же время фиксирует твое положение относительно него. Он призван ориентировать человека в его сознательной жизнедеятельности также надежно, как компас ориентирует его в пространстве, в четырех частях света.

Рассматривая европейскую этику под углом зрения культивируемых ею основных принципов, Швейцер подразделяет ее на три типа. Первой была этика доставляющего удовольствие с точки зрения разума, она была по преимуществу свойственна античности. Эта этика была принципиально эгоистической, не выводила нравственность за пределы личности. Попытки ограничить, одухотворить удовольствия под углом зрения требований разума приводили к жизнеотрицанию. В этом отношении показательна этика Платона. В ней понятие добра уходит своими корнями в сверхчувственный мир. Платон в этом смысле гениально уловил загадочность морали, которая заключена в абсолютности её требований. Однако при таком понимании содержанием морального действия оказывается отрицание чувственного мира. Аристотель отказался от общего определения добра и ограничился систематизацией добродетельных действий. При этом он не может сказать, как конкретные действия могут быть идентифицированы в качестве добродетельных. «Платон поднимается над Сократом и растворяется в абстракциях, Аристотель, стремясь сохранить связь с действительностью, опускается ниже Сократа» (с. 116). Этическое предполагает как обоснованность в мышлении, что фиксируется в общем принципе нравственности, так и действенность, что выражается в адекватных этому принципу жизнеутверждающих поступках. Древние философы не смогли соединить эти концы, поскольку им была чужда идея самоотречения ради другого.