Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

Человечество, если судить о нем по критериям моралистов, не просто двигалось вниз по наклонной плоскости. Оно делало это в ускоряющемся темпе и к настоящему времени достигло стадии, когда процесс стал необратимым. Достаточно очевидная истина заключается в том, что сегодня оно отстоит от моральных идеалов намного дальше, чем тогда, когда они были провозглашены. Дальше не только по времени, но и по существу. «Если бы общество в его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, это привело бы к его немедленной гибели» ¹

, — пишет англо-американский философ XX века Уайтхед. И он совершенно прав. Разве совместима, например, рыночная конкуренция с милосердием доброго самаритянина? И что бы стало со всей финансовой системой — этой несущей конструкцией западной цивилизации, — если бы вдруг банкиры решили последовать совету, который Иисус дал богатому юноше?! Уайтхед прав. Можно только добавить, что предписания Типитаки или Корана были бы для цивилизации столь же губительными. Человек как бы самой исторической средой поставлен в такие условия, когда он не то что не хочет, но и не может обнаружить добрую волю.

Великие моралисты не смогли сделать то, в чем видели свою основную задачу — воспрепятствовать развитию, которое они считали упадком. В чем же тогда состоял действительный смысл их деятельности? Почему люди сохраняют к ним благоговейное отношение и тем больше клянутся их заповедями, чем меньше следуют им на деле? Роль великих моралистов в истории человечества можно уподобить роли отца, который запретами и угрозами уберегает сына от опасных действий. Даже если ему это полностью не удается и сын, случается, ранит себе ногу или наносит какой-нибудь иной ущерб, то мы всегда можем сказать, что, не будь отцовских предостережений, все могло бы окончиться намного хуже. Да и сын, став взрослым и разумным человеком, не станет ругать отца за выдумки о страшных разбойниках и сказочных подземных царствах. Он поймет, что отец таким образом хранил его детство, и будет благодарен ему. Возвышенный пафос моралистов был спасительным противовесом материальной устремленности цивилизации.

Цивилизация действительно по преимуществу была озабочена тем, чтобы нагулять тело. Она мало и чем дальше, тем меньше думала о том, чтобы очищать душу. Оставим открытым вопрос о том, правомерно ли такое направление развития оценивать как упадок. Заметим только: без голоса, считавшего его упадком, кричавшего во все горло: «Люди, остановитесь! Вы обрекаете себя на гибель!», без этого грозного, хотя и панического, предупреждения судьба цивилизации могла бы сложиться значительно более печально. Сколько культур и народов исчезло с лица земли?! Человечество также не застраховано от этой опасности. И если оно пока миновало ее, и, в целом, жизненными оказались те культуры, которые базируются на учениях великих моралистов, то логично предположить, что в значительной степени это произошло благодаря этим учениям.

Дети со временем научаются действовать разумно без мелочной опеки и устрашающих запретов родителей. Это признак того, что они становятся взрослыми. Точно так же взрослеет человечество. Соответственно меняется роль морали и великих моралистов в обществе. Меняется — не значит умаляется. Для сына, ставшего взрослым и зрелым, отец приобретает новое, еще более важное значение — оставаясь отцом, он становится еще и другом, первым советчиком.

Два исторических образа морали

Великие моралисты не ограничивались формулированием универсальных моральных принципов и общей стратегии жизни, делегируя самим действующим индивидам их конкретизацию применительно к единичным ситуациям. Они одновременно предписывали более детальные правила, вычерчивали (с разной степенью полноты) сам рисунок достойной (с их точки зрения) жизни человека. Они фактически брали на себя роль учителей морали. Это обстоятельство ставит под сомнение их статус и миссию, если учесть, что все они в той или иной форме намечали перспективу нравственного самосовершенствования индивидов. Получается: учителя морального самосовершенствования учат тому, чему научить нельзя, поскольку это — самосовершенствование и поскольку оно ни в одном индивиде (а, следовательно и в том, кто учит) не может получить завершения. Впрочем, они сознавали двусмысленность своего положения и пытались найти для него оправдания; так, пророки говорили, что они по непонятным им причинам призваны для своей миссии Богом и лишь передают его слова; Сократ полагал, что он словно, повивальная бабка, только помогает родиться добродетели, которая заключена в душе каждого человека, как ребенок во чреве матери; Толстой от обвинения, будто он принуждает людей к непротивлению злу силой, открещивается тем, что он просто свидетельствует истину, до которой дошёл.