Исключительно важная особенность моральной инфраструктуры общественного сознания состоит в том, что она носит автономный характер по отношению к прагматическим целям и интересам. Даже заявляемая мыслителями зависимость моральных канонов от изначальных онтологических структур, будь то бог пророков или вечный закон философов, призвана была среди прочего обосновать особый статус морали среди прочих благ, её первичность по отношению к ним. Такая выделенность морали, её замкнутость на саму себя или на нечто более высокое, чем она сама, не только давала индивиду критерий для самоидентификации в качестве моральной личности, но и позволяя ему сохранять сознание своего морального достоинства даже в условиях полного краха его усилий в прагматическом аспекте. Ибо в рамках моральной логики значение имеет только моральная безупречность усилий индивида не зависимо от того, сопряжена ли она с их прагматическим успехом или нет. Эту особенность морального отношения к миру специально исследовали и сделали центральным пунктом своей этической теории стоики. Они утверждали, что абсолютную моральную ценность имеет только определенное, а именно внутренне свободное, отношение человека к жизненным благам, на достижение которых направлена его активность, но не сами эти блага, будь то здоровье, богатство, власть и т. п., которые с нравственной точки зрения безразличны. Так, для стоика важна не жизнь друга, которому угрожает смертельная опасность, а его усилия, направленные на то, чтобы спасти её. Конечно, лучше, если эти усилия увенчаются практическим успехом и друга удастся спасти. Но стоик не будет отчаиваться, впадать в моральное уныние и сомнение и в том случае, если, несмотря на все его старания, друг погибнет. Мораль в этом смысле выступает в качестве средства, помогающего человеку сохранять внутреннюю силу и уверенность при внешнем бессилии и растерянности. Великие моралисты каждый на свой манер учили людей этому искусству опираться на самих себя и сохранять внутреннее достоинство независимо от стечения внешних обстоятельств. Одни призывали сохранять надежду, уповая на конечный праведный суд, когда благо будут раздаваться по моральным заслугам, а не зависеть от случайных перипетий судьбы. Мораль в обеих формах своего существования — и как совокупность душевных качеств и как система норм поведения — находится в пределах возможностей индивида, которые он может реализовать в своей сознательной деятельности. Она, собственно говоря, и есть то единственное в поведении человека, что в полной мере подконтрольно ему. Разумеется, прежде чем быть моральным, надо просто быть; однако само бытие становится человеческим только в качестве морального. Для того, чтобы культивировать мораль, надо иметь некие внешние условия, тем не менее она не выводится из этих условий. Мыслители, создававшие свои учения и образы морали, не только замыкали мораль на саму себя и отождествляли с субъективной ответственностью, они вместе с тем рассматривали её в качестве самого надежного путеводителя жизни. Согласно их убеждениям, добродетельность поведения ведет к его успешности. Помимо того, что сама добродетельность нередко осмысливалась в утилитаристских категориях как самое полезное, нужное человеку, она рассматривалась также в качестве необходимой предпосылки для того, чтобы быть успешным во всех других областях жизни. Даже стоики, решительно отрицавшие зависимость добродетельности индивида от предметных форм его деятельности, тем не менее вполне признавали её обратное и весьма благотворное воздействие на них.
Мудрец в своей добродетельности, считали они, не проницаем для болезней, бедности, рабства, любых иных превратностей судьбы, из-за которых убиваются обычные люди. Никакие земные стоны, даже сполохи всемирного пожара, если бы таковой случился, не доходят до той моральной высоты, на которой находится стоический мудрец, и в то же время как воплощенная добродетель и именно в силу своей добродетельности мудрец особенно искусен в земных делах, даже чечевичную похлебку он будет варить иначе, чем прочие люди.
Такое понимание морали, когда она отождествлялась с добродетельностью индивидов и рассматривалась одновременно как основа внешней благоустроенности человека и общества, было соотнесено со второй, постпервобытной, стадией традиционного общества, которая является в то же время первой, доиндустриальной, стадией цивилизации. Маркс в качестве характерной, исторически существенной черты этой эпохи выделил отношения личной зависимости.