Великие рогоносцы

Уже с тринадцатого века появилась религиозная секта бичующих — хлыстов. К ним принадлежал и наш Григорий Распутин. Под маркой очищения греховного тела, они удовлетворяли свои самые низменные потребности похоти, ибо собравшись все вместе, начав «радение» молитвенным пением и плясками, «докатывались» до того, что обезумев от похоти, накидывались друг на друга и совокуплялись с кем придется — старики с молоденькими и наоборот. Очистив греховное тело, переходим к прозаическим мирским делам и, стоя с требником в церкви и с устами молитвенными, никто бы не мог себе даже представить, какие оргии совершались ими ночью.

Недавно нам показывали по телевидению бразильский праздник маскарада. Маскарад длится несколько дней — это праздник радости, веселья, немыслимых костюмов. Но вот движется секта бичующих. Идут рядами. Каждый последующий бьет предыдущего, и у того вся спина исполосована кровавыми полосами. Скоро полезет кожа, обнажая кровавое мясо. В конце ряда идет маленький голенький мальчик лет эдак шести-семи и сзади женщина, она методически бьет его бичом и спина ребенка ничем не отличается от спин идущих впереди мужчин. Во имя чего все это делается? Религия, раз и навсегда заклеймившая наслаждения, выбрала для своей акцептации простую форму флагелляции, обвесив ее догмами о милосердии и очищении тела.

Флагелляция была, есть и будет до тех пор, пока человечество не исправит свою психику. Но поскольку психика человека так порочна, то ей нужна флагелляция! Свою лепту в это явление внесли и люди искусства. Великие художники начали писать картины о флагелляции. Джон Клеланд, французский художник, известен своей картиной под характерным названием: «Порка как элемент эротического стимула». Что она изображает? Зажатая между ногами мужчины женщина на скамейке подставляет свой зад розге! Великий Микеланджело нарисовал картину «Бичевание» — монахи бичуют другого монаха и его спина вся в крови. Дю Барри флагелляции подвергалась из-за своей слишком испорченной натуры. Научила все-таки этому и Людовика XV.

Конфетки, начиненные шпанскими мушками, стали чуть ли ни ежедневным лакомством короля.

Изысканные, наполненные музыкой, поэзией, танцами, философскими разговорами вечера эпохи маркизы Помпадур сейчас превратились в грубые оргии с их безудержным развратом. Одетая сегодня пастушкой, завтра Дианой или наложницей из турецкого гарема, Дю Барри наследовала в этом отношении маскарады Помпадур, но внесла в них всю пропитанную эротикой и далекую от изящества струю. Дю Барри не носила корсета. В полупрозрачных пеньюарах, с распущенными волосами, могла появиться вдруг за обеденным столом и, когда все с недоумением смотрели на такое беспрецедентное нарушение этикета, она только недовольно пожимала плечами. Из Версаля исчезла чопорность и скука. Когда Людовик XV, недовольный долгим ожиданием за столом, потребовал ее немедленного прихода, она явилась к нему в полунакинутом пеньюаре, с одной стороны законченной прической, с другой стороны головы даже не начатой, и сказала невинно королю: «Вы так хотели». Пренебрежение манерами, королем и обществом стало ее второй натурой. Она могла поставить на стол во время обеда свою маленькую собачку Бижу, стоящую перед гостями на задних лапках, и бесцеремонно толкнуть короля в бок, разговаривающего с министром: «Да смотрите же, как Бижу служит».

О слишком бурных ночах короля с Дю Барри знали все во дворце. Их уставшие лица носили отпечаток ночных утех. I а же графиня Дженлис пишет: «Встречали мы Дю Барри везде. Одевалась она прекрасно и с большим вкусом. Днем ее лицо выглядело постаревшим и веснушки, портившие ее, еще ярче выступали. Вела она себя ужасно нагло. Черты ее лица не были красивы, но у нее были светлые волосы хорошего цвета, хорошие зубы и, в общем, довольно приятная физиономия».

С удивительной быстротой удалось графине Дю Барри занять положение маркизы Помпадур. Она уже живет в ее бывших покоях, над королем, в спальню к которому вела узкая винтовая лестница, соединяющая оба этажа. Только из апартаментов Помпадур исчезли книги. Их место занял саксонский фарфор и статуэтки из черного дерева с глазами божков из жемчуга. Все приемы использовала Дю Барри, чтобы завоевать себе расположение придворных светских дам. Там где не действовали угрозы, действовал простой шантаж. Однажды она объявила королю, что устраивает у себя чаепитие и приглашает знатных дам. «Да кто же придет?» — усомнился король. «Придут, никуда не денутся, — уверенно заявила Дю Барри и к каждому пригласительному билетику приписала: „Его величество почтит меня своим присутствием“. Попробуйте, дамы, не придите к ней на чай, после такого анонса!»

Дофин, будущий король Людовик XVI, ненавидел выскочку Дю Барри, еще больше ненавидела ее его жена Мария-Антуанетта и писала своей матери австрийской императрице Марии-Терезе 9-7-1770 г.: «Слабость, которую испытывает король к мадам Дю Барри достойна жалости. Она — глупейшее и пренеприятнейшее создание, которое можно себе только представить».