Великие Спящие. Том 2. Свет против Света

Хафф его знает, можно ли было спасти несчастных от уготованной им судьбы или нет, Олег разбираться не стал. Как-то быстро забыв про данную когда-то клятву защищать Нолд и его жителей, он безо всякой жалости ударил по толпе тварей боевой магией. И не испытывал о том ни капли сожалений!

Монстры еще не успели сделать и пары шагов, как Олег широко развел руки и выпустил в сторону порождений Бездны образовавшийся между ладонями огненный полумесяц. Раньше такими чарами он мог уничтожить троих-четверых смертных или же располовинить парочку мелких демонов, но на этот раз магия Чимира показала много лучший результат. И первое же заклинание превратило в дымящиеся обрубки десять или около того тварей – то ли им не хватило Силы для защиты, то ли не успели завершить преобразование и потому оказались слабы, но волшбе Олега они были не соперники.

Одну за другой адепт Земли и Огня выпустил по переродившимся согражданам пять дуг из пламени, и каждая нашла свою цель. Через полторы минуты избиения на залитой кровью, точно скотобойня, площади среди обезображенных останков на ногах остались лишь шесть монстров. И, раз устояли перед магией Олега, завершить перерождение они таки успели.

Но Чимира неудачами подобного рода было не пронять. Он являлся адептом нескольких Стихий одновременно, так что устойчивость врага к тому или иному виду магии не делала его беспомощным. И там, где пасовал Огонь, на помощь всегда могла прийти Земля.

Олег, не жалея мощи, швырнул в монстров несколько заклинаний Костедробилки… И за считаные мгновения число противников сократилось до одного. Сильного, могущественного и омерзительного настолько, что даже от его вида перехватывало дыхание. В его облике проглядывали черты одновременно змеи, волка и быка, на широких плечах крепко сидели две безглазые и безносые головы, а на обоих запястьях красовались сотворенные магией браслеты.

В этот момент уцелевший монстр сам атаковал Олега. Сжатое до диаметра портняжной иглы Копье Силы вонзилось в защиту Чимира, и та не устояла. Магия чудовища пробила оборону чародея и ранила его в грудь. И хотя травма оказалась не слишком серьезной, ее вполне хватило, чтобы впустить Силу Бездны в тело Олега. И попытаться запустить механизм трансформации.

Но надежды твари не оправдались. Вспыхнувшая в сердце Олега ненависть – чистая, как Истинный Огонь, и праведная, как сила Творца, – породила такую Силу, что она прокатилась по его энергетическим каналам точно цунами и лучше иного яда выжгла любые следы чужой волшбы. Оковы враждебной магии были тотчас разорваны, и теперь уже Олег получил возможность ударить всей своей мощью. И произошло это как-то настолько легко и гладко, даже без придания магии видимости хоть какого-то заклинания, что наглую тварь буквально разорвало в клочья. А пережитое ощущение вызвало у Чимира что-то вроде озарения. Озарения, позволившего иначе взглянуть на обе Стихии и их взаимосвязь со Светом и заставившего Дар Олега невозможным образом перескочить на следующую ступень.

Чимир даже не сразу понял, что сравнялся в ранге со своим бывшим Учителем Айрунгом. И лишь когда по одной его воле зависший в воздухе провал в Бездну оказался заключен в ограничительный барьер из силовых линий, задумался о резко возросших способностях. Раньше такое было ему точно не под силу!

А раз так, то, может, и ему стоило попробовать пойти по пути Айрунга и заявить о желании стать Магистром? Во всяком случае, формально такое право у него было… Эта мысль сильно развеселила Олега. Он даже впервые после гибели жены расхохотался. Пусть зло и яростно, но все же расхохотался. А успокоившись, с подобающим Истинному магу самообладанием принялся заделывать прореху в ткани реальности.

К моменту, когда на место недавней битвы прибыли изрядно припозднившиеся боевые отряды Наказующих и Охранителей, угроза нового выброса энергии Бездны была уже устранена.

* * *

Разумные никогда не ценят того, чем обладают. Сплошь и рядом они стремятся к несбыточному, пытаются достичь каких-то немыслимых вершин, а вещи обыденные, привычные всячески игнорируют. Считают их чем-то неизменным, обязанным существовать всегда, ну или хотя бы пока существуют они сами.

Увы, мир жесток к идеалистам. И столкновение с реальностью порой не просто приземляет унесшегося в эмпиреи мечтателя, а еще и оставляет в душе и теле болезненную отметину на память об уроке.

Сухарт идеалистом никогда не был, однако жестокость мира испытал на себе сполна. Сначала он потерял руку, так до конца с этим не смирился, но затем… затем случилась битва при Козьих горах, и он вдруг осознал, что даже самая плохая ситуация может стать еще хуже. Отгрызенная немертвой тварью правая нога ниже колена, проникающее ранение в живот и кислотный ожог от разорвавшегося рядом пульсара на половину спины – вот цена его участия в сражении. И принять ее было… сложно. С действительностью Сухарта примиряло лишь то соображение, что лучше быть одноруким и одноногим калекой, чем мертвецом…