Далекий друг, пойми мои рыданья,Ты мне прости болезненный мой крик.С тобой цветут в душе воспоминанья,И дорожить тобой я не отвык.Кто скажет нам, что жить мы не умели,Бездушные и праздные умы,Что в нас добро и нежность не горелиИ красоте не жертвовали мы?Где ж это всё? Ещё душа пылает,По-прежнему готова мир объять.Напрасный жар! Никто не отвечает,Воскреснут звуки – и замрут опять.Лишь ты одна! Высокое волненьеИздалека мне голос твой принёс.В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. —Прочь этот сон, – в нём слишком много слёз!Не жизни жаль с томительным дыханьем,Что жизнь и смерть? А жаль того огня,Что просиял над целым мирозданьем,И в ночь идёт, и плачет, уходя.Не иначе, как под этим огнём, просиявшим «над целым мирозданьем», поэт понимает пламенные строки своей поэзии, своей души. Точно так же, чуть ли не веком позднее другой поэт Борис Леонидович Пастернак столь же искренне и горько пожалеет о приближающемся расставании с любимым наслаждением поэтического священнодействия: