Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан

Настойчивые приставания таитян к Баре давно вызвали некоторые подозрения. Грубая речь, физическая сила, выносливость слуги соответствовали облику мужчины, но отказ обнажать торс, отсутствие и намека на бороду, даже голос вызывали сомнения. «Высокая грудь, – позже рассказывал Виве, – маленькая круглая головка, усеянное веснушками личико, нежный и тихий голосок, ловкость движений и деликатность явно намекали на ее пол. Рисовался портрет довольно некрасивой и плохо сложенной девушки».

Ла Жироде вначале закрывал на это глаза, уважая хозяина слуги, но ропот матросов вынудил его сказать Коммерсону, «что не стоит спать со слугой, прячась в своей каюте». Баре покинул каюту хозяина и перебрался в гамак в кубрике команды. И соседи решили выяснить всю подноготную. Слуга звал на помощь, клялся, что он не женщина, а тот, «кого Великий Господь избрал хранителем своего сераля». Подобная ситуация требовала разрешения.

Бугенвиль посмеивался, слушая доклад:

– Как видно, мне придется, следуя приказам короля, убедиться в том, что подозрения обоснованны.

При первых же вопросах, которые задал Бугенвиль, слуга, вызванный на «Сердитый», расплакался и во всем сознался. Капитан дословно записал эту исповедь:

«Я родилась в Бургундии, осиротела. Проиграв судебный процесс, осталась ни с чем и тогда решила скрыть свой пол».

Она нанялась на корабль, зная, что речь идет о кругосветном плавании. Это-то и возбудило ее любознательность.

Но она яростно отрицала любую «греховную связь» с хозяином, утверждая, что он считал ее юношей. Никто этому не поверил. Улыбающийся Бугенвиль, не колеблясь, наказал смущенного ученого «месячным арестом за нарушение устава Морского флота», который не допускал присутствия женщин на борту.

Позже, когда Филибер Коммерсон решил продлить до двух лет свое пребывание на Иль-де-Франс (остров Маврикий), служанка-любовница осталась с ним. После смерти своего хозяина в 1773 году Баре, вновь ставшая Жанной, вышла замуж за колониста.

А пока очертания острова, где предполагалась стоянка, вырисовывались только в воображении изголодавшихся людей. «Мы давно едим то же, что и команда», – писал Бугенвиль в середине мая. Рацион состоял из бобов, прогорклого сала и небольшого куска соленой свинины. Через две недели Бугенвиль записал: «На обед мы ели крыс, их мясо показалось нам вкусным».

Чтобы разнообразить меню, коки стряпали рагу из мешков для муки, сшитых из коровьих шкур. Их вымачивали в воде из перегонного куба, долго томили на огне, потом очищали от волос. Шкуры оказались намного хуже по вкусу, чем крысы. 15 июня опечаленный Бугенвиль записал: «У нас осталась одна тощая коза, верный спутник в наших приключениях, начавшихся на Мальвинах, где я и взял ее с собой. Эта Амальфея[8] ежедневно давала немного молока. Оголодавшие желудки открыто призывали забить ее. Мне оставалось только пожалеть ее, а мясник оросил слезами жертву, принесенную нашему голоду». Двух собак, последних живых существ на борту, за исключением крыс, также съели. Изредка разнообразие в меню вносила рыба, но она не утоляла голода и не приносила облегчения все более многочисленным жертвам цинги. Корабли шли среди островов, неподалеку от побережья Новой Гвинеи. Моряки, проходя мимо, дали им название Новая Бретань.

Наконец экспедиция добралась до Молуккских островов – родины пряностей. Однако в тот момент поиск пряностей занимал Бугенвиля менее всего. Его беспокоило здоровье моряков.

Требовалась срочная остановка, но как было знать, не слишком ли это рискованно? Последние новости из Европы они получили два года назад. Не оказалась ли Франция с тех пор в состоянии войны с Голландией? Было известно, что с 1713 года, со времени Утрехтского мира, Ост-Индская компания запретила не принадлежащим ей иностранным судам заходить на Молуккские острова из опасений, что моряки вывезут пряности или семена пряных растений.

Бугенвиль решил рискнуть остановиться в порту Буру. Голландский резидент, славный человек, после тщательного досмотра судов убедился в отсутствии пряностей и дал разрешение на стоянку. Чтобы отпраздновать нарушение регламента, французский штаб и голландские чиновники устроили торжественный ужин. Не без юмора Бугенвиль записывает: «Я лично заявляю, что этот ужин был одним из самых восхитительных мгновений в моей жизни!»