Великие тайны океанов. Тихий океан. Флибустьерское море

Почести по приказу герцога Кристофера Альбемарля были отданы сообразно с адмиральским званием. Черный дым от орудийного пороха заволок весь рейд и прибрежную полосу. Когда отговорили пушки, наступила полная тишина.

Но покой он вечныйЛишь в земле обрел.

Не совсем. Не прошло и четырех лет после пышных похорон, как земля Ямайки, словно салютуя, загрохотала, задвигалась, а затем разверзлась, поглотив все живое. Гигантская волна обрушилась на город, и Порт-Ройял навсегда исчез в пучине.

Новый город Кингстон был выстроен поодаль, на другом конце бухты. Что касается полуострова Палисейд, то он превратился в остров. Старинное кладбище исчезло. Какой стихии принадлежат останки адмирала – суше или морю? Обе вправе заявлять на него права. Во всяком случае, этот бурный эпилог, эта планетарная катастрофа лучше подходят Генри Моргану, чем любая могила.

Третья эпоха

Гроза двух океанов

Художества Грамона

В 1543 году три сотни французских и английских пиратов впервые ограбили Картахену, а в 1853 году умер последний флибустьер, француз Жан Лафит, прославившийся своими «подвигами» в Мексиканском заливе. Таким образом, эпопея флибустьеров продолжалась в общей сложности три столетия. Но два ее пика, связанные с расцветом пиратских гнезд на Тортуге и Ямайке, занимают по времени каких-нибудь семьдесят пять лет, не больше.

Только что мы видели, как знаменитейший английский пират Генри Морган, получив официальные почести и регалии, перешел в лагерь законности и порядка и начал самыми суровыми мерами выживать своих бывших соратников с Ямайки. То же касается и Тортуги, где французские губернаторы, выполняя волю «короля-солнца» Людовика XIV, стали подвергать гонениям «береговых братьев». Процесс этот был долгий и трудный. Угасание флибустьерства на Тортуге и Санто-Доминго напоминало тушение большого пожара. Пламя сникало, порой исчезало совсем, оставались лишь раскаленные угли; казалось, все уже прогорело. Но вот проносился ветер, и пламя вновь с треском вспыхивало над пепелищем пуще прежнего, освещая все вокруг алым заревом.

Человек, с именем которого связан последний взлет французского флибустьерства «классического» периода, никогда не располагал столь обширными средствами, как Морган, никогда не обладал его могуществом, а его карьера предводителя «береговых братьев» была гораздо короче. Зато он и не отрекался от своих товарищей и никогда не был их гонителем. Почему-то его походы известны гораздо меньше деяний кровожадного Олоне. Речь идет о Грамоне. Но прежде чем обратиться к этому незаурядному капитану, надлежит обрисовать исторический фон, на котором он появился. И тут не обойтись без другой фигуры.

Один из редких, а возможно, и единственный французский памятник эпопее флибустьерства находится в соборе Святого Северина в Париже. Слева от входа, над чашей со святой водой, к стене храма привинчена простая мраморная доска со следующей надписью:

«В последний день января года 1676 в приходе Св. Северина на улице Каменщиков Сорбонны скончался Бертран д’Ожерон, владелец имения Буэр, что в Жаллэ, который с 1664 по 1675 закладывал гражданские и религиозные основы жизни флибустьеров и буканьеров на островах Тортуга и Санто-Доминго. Тем самым неисповедимыми путями Провидения он подготовил рождение будущей Республики Гаити».

Мемориальная доска была установлена в октябре 1864 года стараниями главного архивариуса военно-морского министерства господина Маргри.

Быть может, читатель не забыл, что одной из первых административных мер, принятых д’Ожероном на губернаторском посту, была доставка из Франции спутниц жизни для флибустьеров. Операция завершилась столь блистательным финансовым итогом, что в дальнейшем Вест-Индская компания сама занялась снабжением мужского населения Тортуги дражайшими половинами. Ни д’Ожерон, ни прочие акционеры компании не отказывались от полагавшейся им доли флибустьерской добычи. Но в отличие от сиятельных компаньонов, смотревших на Тортугу лишь как на живительный источник денег, о происхождении коих они не желали знать (деньги ведь не пахнут!), Бертран д’Ожерон употреблял добытый капитал на благо колонии.

Бескорыстие этого человека выглядит в высшей степени странно на фоне безудержной алчности героев флибустьерских авантюр. Много лет подряд д’Ожерон тратил не только губернаторские «отчисления», но даже свое жалованье на то, чтобы привезти, расселить и устроить на Тортуге фермеров, ремесленников и прочих полезных людей. Он давал им деньги на открытие предприятий, ссужал кредитами самые смелые коммерческие начинания и спасал их в последнюю минуту от банкротства.

Искатель приключений, в пятнадцать лет отправившийся за море, бывший буканьер, бывший флибустьер, плантатор и купец, сведущий в торговых делах, он был идеальной фигурой компетентного руководителя пиратского гнезда. Более того, именно на этом посту он проявил качества, которые не сумел раскрыть, а может, и не подозревал за собой в предыдущей деятельности.