Великий Бисмарк. Железом и кровью

Победа над Австрией позволила Бисмарку наконец разрубить гордиев узел и во внутренней политике. Несмотря на то что после войны с Данией острота противостояния правительства и парламента несколько уменьшилась, и законотворческая деятельность в Пруссии продолжалась, кризис в целом разрешен не был. Либеральное большинство по-прежнему отвергало проекты бюджетов и рассматривало действия правительства как противоречащие конституции. В начале 1865 года Бисмарк устами министра внутренних дел графа Ойленбурга предложил депутатам закончить конфликт на условиях статус-кво, вернувшись к нормальному функционированию государственного механизма без победителей и побежденных, однако либеральное большинство осталось глухо к этим призывам. К тому же на серьезные уступки глава правительства не мог пойти, не рискуя вызвать гнев монарха. Предложенное сотрудничество в сфере внешней политики также не встретило понимания у депутатов. «Если бы мы могли заранее посвятить вас во все наши планы на будущее, вы бы одобрили их в гораздо большей степени, чем делали это до сих пор, – заявил Бисмарк 1 июня, выступая в нижней палате ландтага. – У меня возникает тягостное впечатление, когда я вижу, что в большом национальном вопросе, который занимает общественное мнение уже двадцать лет, то самое собрание, которое считается в Европе средоточием прусского ума и патриотизма, не может подняться выше позиции импотентного отрицания» ^[323]

. В феврале 1866 года парламент вновь подчеркнул свою готовность продолжать борьбу, объявив недействительным решение правительства о продаже акций Кельн-Минденской железной дороги, средства от которой были использованы для подготовки кампании. Однако это, по меткому замечанию Эрнста Энгельберга, был уже «закатный блеск палаты депутатов» ^[324]

.

Выборы в нижнюю палату ландтага, состоявшиеся 3 июля 1866 года, значительно изменили расстановку сил в парламенте. По случайному стечению обстоятельств избиратели двинулись к избирательным участкам в тот же день, когда прусские полки двинулись на штурм австрийских позиций при Кениггреце. Это позволяет ряду историков говорить о том, что выборы прошли под знаком крупной победы на поле брани. Такая точка зрения не соответствует действительности хотя бы потому, что исход сражения стал известен в Пруссии только тогда, когда выборы уже состоялись. Безусловно, успешное начало кампании и первые июньские бои оказали влияние на настроение избирателей. Однако можно предположить, что многие попросту устали от многолетнего противостояния правительства и парламента, и либеральное большинство, не делавшее никаких конструктивных шагов, стало постепенно утрачивать популярность. В новом составе палаты прогрессисты и их союзники потеряли около сотни мандатов, число консервативных депутатов, напротив, выросло с 35 до 136. Либералы сохранили большинство в палате, однако внутренне они были близки к расколу. Значительная часть прогрессистов, стоявшая на умеренных позициях, была готова поддержать политику Бисмарка в германском вопросе. Немного позднее они образуют Национал-либеральную партию.

Пока же перед главой прусского правительства стоял вопрос о том, как именно закончить «конституционный конфликт». Бисмарк выбрал довольно изящное решение, напоминавшее то, которое было принято им в отношении побежденной Австрии. Либеральному большинству следовало дать возможность сохранить лицо и выйти из боя с минимальными потерями, несмотря на фактически понесенное им поражение. Так появилось предложение об индемнитете – правительство признавало, что действовало в бюджетном вопросе в обход предусмотренной законом процедуры, и просило палату задним числом одобрить произведенные расходы, чтобы вернуться к предписанному конституцией порядку вещей. Такая идея встретила резкое сопротивление как монарха, так и значительной части консерваторов, считавших необходимым настаивать на абсолютной правомочности и законности действий правительства и заставить либералов полностью сдать свои позиции. Большинство прусских министров также выступили в этом вопросе против главы кабинета. И даже его старый друг, Ганс фон Клейст-Ретцов, поддержавший и войну с Австрией, и августовские аннексии, был возмущен до глубины души – просить прощения у ландтага означало бы, по его мнению, опозориться перед всей Европой.

Однако Бисмарк был непреклонен: как и в случае с Австрией, он считал необходимым проявить умеренность, чтобы не ожесточать противника, а открыть путь к дальнейшему сотрудничеству с ним. В конце концов, немецкое национальное движение, представителями которого являлись прусские либералы, должно было стать важным союзником на пути объединения Германии.