Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

…Между прочим, несмотря на внушительную численность армий противников при Илипе

(кое-кто из античных историков увеличивал количество пехотинцев пунов до 70 тысяч?!), их качественный состав в целом оставлял желать лучшего. Так, у пунов положиться можно было лишь на хорошо обученную ливийскую пехоту, а союзные им иберийские наемники не отличались дисциплиной и стойкостью. Такая же картина наблюдалась и у римлян: там лишь половина пехоты состояла из превосходно вымуштрованных легионеров. Остальная часть армии состояла из весьма ненадежных союзников. Поэтому как карфагенское войско, так и римская армия не являлись согласованно действующими боевыми единицами. В этой ситуации противникам оставалось уповать на полководческое искусство их вожаков. Так и случилось…

Сципион еще не закончил разбивку лагеря, когда на его легионеров неожиданно налетели тучи нумидийских всадников Массанассы. Но затем все пошло по иному сценарию, шедшему вразрез с расчетами пунов: не они врасплох напали на римлян, а сами оказались внезапно атакованы. Дело в том, что прозорливый римский полководец, предвидя подобные подвохи со стороны гораздого на неожиданные конные налеты врага, заранее спрятал за соседним холмом крупный отряд своей кавалерии под началом своей правой руки – вояки до мозга костей Гая Лелия. И он стремительно ударил во фланг обнаглевшему врагу. А подоспевший отряд легионеров и вовсе заставил нумидийцев отступить. Поначалу они отступали в полном боевом порядке, но поскольку римляне – кавалерия и велиты – вели преследование очень энергично, то вскоре африканские конники кинулись врассыпную. Этот первый, хоть и небольшой, но успех дал Сципиону начальное моральное преимущество: кое-кто во вражеском лагере, в первую очередь Массанасса, сделали надлежащие выводы.

…Кстати, именно в конных стычках, а порой и настоящих кавалерийских сшибках, предшествовавших большим сражениям, обычно проявлялся боевой настрой противоборствующих сторон. Чаще всего эти схватки проходили хаотично. Если одна из сторон начинала преследовать другую, то боевой строй обеих и вовсе нарушался. А вот ввод в бой с одной из сторон пехоты сразу же менял ход боя. Пока вражеские всадники безуспешно пытались прорваться через плотно построенный пехотный строй, отошедшая за него кавалерия успевала перестроиться и, вылетев на врага, обратить его вспять. Именно это, собственно, и произошло в кавалерийской сшибке перед большим сражением при Илипе…

Враждующие лагеря смотрели друг на друга через большую долину.

Поскольку силы противников были примерно равны, то в последующие дни они, выходя в открытое поле, строились друг против друга, но на решающее столкновение не решались, простаивая друг против друга целый день. Так проходил день за днем. Будучи исключительно наблюдательным, Сципион обратил внимание, что каждый раз карфагенские командующие несколько задерживались с построением своих войск! Они высматривали, как

встанут римляне, которые обычно в центре располагали своих легионеров, а по краям – союзных иберов, в верности которых Сципион, памятую о трагической участи отца и дяди, сильно сомневался и предпочитал размещать их в строю скорее «для вида», чем для настоящего дела. Только убедившись, в каком порядке выстроены неприятельские войска, карфагеняне свои лучшие ливийские части обязательно ставили в центре, а на флангах – своих испанских союзников, «укрепляя» их спереди непредсказуемыми слонами. Получалось, что противники намеренно размещали свои наименее стойкие части по бокам.