Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

Рассказывали, что когда высланный к ним на переговоры комендант Лилибея Гискон попытался урезонить солдатню, то лишь спровоцировал бурю негодования. Он обращался к бушующему морю разгневанных наемников – галлов и иберов, лигуров и балеаров, ливийцев и греков – на языке пунов, который они не понимали. Добровольцы-переводчики из числа самих солдат или их офицеров либо сами толком не разумели, что говорит им Гискон, либо намеренно искажали смысл его слов. Непонимание усиливало недоверие, вело к еще большим беспорядкам. Наемники резонно пришли к мысли, что их всех хотят «кинуть», и потребовали, чтобы к ним на переговоры прибыл верховодивший в Карфагене Ганнон, которого никто никогда не видел не только на поле брани, но и с оружием в руках! Гискон наконец понял, что лучше было бы сразу же заплатить все наемникам и не раздражать их мелочной скупостью, и даже начал это делать, но было уже поздно. Озверевшая солдатня сбила его с ног, заковала в цепи. А кассу разграбила…

Мающаяся от безделья, многотысячная озлобленная толпа наемников стала реальной угрозой могуществу и благополучию Карфагена, когда ее возглавили три испытанных военных вожака из числа своих рядовых вояк: хитроумный грек из италийской Кампании Спендий, силач и забияка, мужественный ливиец Матос (Мафос) и предводитель галлов Автарит, которые повели беспощадную войну на уничтожение. Им каким-то образом удалось не только объединить под своими «знаменами» всех шлявшихся вокруг Карфагена разноязычных отставных наемников (очевидно, они умели говорить на простом, понятном каждому наемнику солдатском языке – по принципу «все мы живем одним днем»!), но и перекрыть перешеек, связывавший Карфаген, расположенный на большом мысу, с остальной Африкой.

Так из типичного солдатского бунта, вызванного скаредностью карфагенских правителей, разрослось пламя крупного восстания, прозванного потом историками Ливийская война

!

Никто из военачальников Карфагена – Ганнон (позорно бежал из-под Утики), Гискон (

погиб, зверски казненный бунтовщиками – его выставленный на всеобщее обозрение труп имел такой вид, словно его растерзали дикие звери) – не преуспел в борьбе с почти 100-тысячной армией кровожадных мятежников. Большому Совету 104-х пришлось обратиться за помощью к своему лучшему полководцу Гамилькару Барке, уже давно скучавшему от бездействия. Последний, сосредоточив в своих руках всех завербованных им лично заморских наемников (всего около 10 тысяч проверенных бойцов), 70 слонов и заручившись поддержкой перешедшего на его сторону то ли царевича, то ли царя Нумидии Нараваса, которому он пообещал в жены свою младшую дочь, действовал решительно и стремительно, явно оправдывая свое прозвище «Молния»!

Первым делом он решил разблокировать пунийскую столицу!

Глубокой ночью он тихо переправился через никем не охраняемое устье реки Баграды (по ночам ветер заносил ее устье песком и на ней появлялись броды) и стремительно вышел в тыл повстанцам. Ловко сманеврировав, Гамилькар напал врасплох на 10-тысячный отряд мятежников, охранявший мост через перешеек, и нанес им жестокое поражение: только убитыми бунтовщики потеряли 6 тысяч человек! Так Барка сумел прорваться на континент и начать то, что сегодня на языке военных называется «зачисткой» незаконных бандформирований, т. е. мятежников. Планомерно уничтожая мелкие отряды восставших наемников, он сумел захватить плацдарм для дальнейшей борьбы с бунтовщиками. Этот маленький успех означал, что есть надежда на благополучный исход кровавого противостояния.